Идущий от солнца

Прошлогодняя клюква, обильно разросшаяся вокруг «черной дыры», была красная не от солнца и не от цвета ее целебного состава, а от разбрызганной от взрыва крови и от еще совсем свежих останков человеческих тел. Низкорослые березки, кое-где разбросанные в топком месте, были тоже красными. Огромная лопасть от винта современного вертолета торчала прямо из надувного матраса. По-видимому, один из сыщиков пытался добраться до края болотины на надувном матрасе, но «черная дыра», вероятно, еще больше увеличилась, и лопасть, проткнув матрас вместе с человеком, медленно погружалась на дно подземной реки. Пожар, как и предполагал Иван, начинал разгораться, и теперь все зависело от ветра. Корпуса вертолета видно не было. То ли он уже погрузился в жидкую массу, то ли его разнесло по частям, потому что кое-где дымилась расплавленная электроника и сверкали на солнце куски раздробленного дюраля. От увиденной картины глаза Ивана округлились, руки потянулись за сигаретами.

– Ветер усиливается с востока… И слава богу, – тихо, почти шепотом процедил он и закурил. Иван все время поглядывал то на солнце, то на уходящие к лесу яркие языки пламени.

– Где люди, Ваня?! Что с ними стряслось? Даже собак не видно. Я поражаюсь твоему спокойствию. – Вера с грустью смотрела на печальную картину, от которой ее начинало подташнивать.

– Собаки, может, вернулись назад, но вряд ли. Умные, хорошо обученные собаки редко покидают своих хозяев. А в минуты опасности они липнут к человеку.

– Судя по всему, сыщики тебя вычислили и будут шевелить до тех пор, пока не найдут твой чудо-ключ. По всем признакам, эти господа не лохи и не затычки. А сейчас ищи их. Они как воздух тебе нужны. Где они?! Может, на другом краю болота? – Вера остановила упряжку и, отдав Ивану вожжи, взяла у него подзорную трубу. Ей хотелось внимательно разглядеть противоположную сторону болота. Руки ее сильно дрожали, голова кружилась. Удивительная нежность Ивана, его внутренняя красота разжигали в ней ответную взаимность, и ей все время хотелось делать ему что-нибудь приятное или хотя бы чем-нибудь помочь. А когда она узнала, за что он попал в тюрьму первый раз, а потом сидел неоднократно из-за своих языческих принципов, ей вдруг страшно захотелось вытащить его изо всех навалившихся на него бед. «Может, ради этого ему вернуться обратно в тюрьму, – размышляла она. – Отсидеть, как положено, свой срок, от звонка до звонка, или, может, найти хорошего адвоката, подать ходатайство о помиловании».

– Ваня, еще раз скажи, за что ты сидел последний раз? – неожиданно спросила она.

– За изнасилование. Но вскоре выпустили, якобы под амнистию попал. Я уже говорил об этом. И в этот же день у мужа депутатки, которая меня посадила, сгорел банк. Обвинили меня. И опять тюрьма.

– Ваня, я уверена, что не ты поджег банк.

– Я могу сжечь только твое сердце, потому что в нем искра есть.

– Какая?

– Божья.

– И все?

– Еще я могу научить твой разум быть ненасытным и ясным. Банки жгут материальные люди, с клинической завистью к таким же материалистам, как они сами. Кому-то нужен еще более крутой банк. Вот и жгут… А мне, Верушка, они не нужны. Чем больше банков на земле, я убежден в этом, тем больше рабов и голодных людей, и справедливости меньше. Деньги – это альтернатива всему тому, что достойно восхищения и не имеет цены – и не более. Солнце и звезды, да и мой родник вечности чихали на деньги и банки. Их нельзя купить. Когда человек оценивает то, что создано не его руками, а природой или другим человеком, он, сам того не подозревая, становится грабителем, ростовщиком, убийцей всего прекрасного, бесценного.

– Какой ты умный, Ваня.

– И еще: когда горел банк мужа депутатки, я находился на даче одной поэтессы и читал ей стихи про Анну Снегину.

– У тебя был роман с ней?

– Ты знаешь кто она, Анна Снегина?

– Нет, первый раз слышу.

– И не стыдно тебе.

– Во всяком случае, такой фамилии в «элитном» доме я не встречала. Смотри, Ваня, вон там, за беломошиной, по-моему, кто-то живой. – Она отдала Ивану подзорную трубу и, взяв вожжи, стала поскорей объезжать зыбкую болотину. – Живой, кто-то есть живой! – подстегивало ее изнутри. – Хорошо, что мы вернулись.

– Осторожно, прошу тебя, не торопись. – успокаивал ее Иван. – «Черная дыра» все равно что Снегурочка разнаряженная, особенно весной. Внешне цветет, а в глубине уже не Снегурочка, а ведьма, с темной, леденящей душу водой. – Иван взял из рук Веры вожжи и повел упряжку сам.

Через несколько минут лошади остановились.

– Дальше начинается зыбун, – строго сказал Иван. – Если не знаешь, что это такое, лучше не соваться. – Он вытащил из сена смолистую еловую жердь, а потом оттуда же извлек короткие охотничьи лыжи.

– Гляди, Ваня, гляди, по-моему, он шевелится.

– Бедняга… «Черная дыра» всем приют находит… – с грустью сказал Иван, – а этот словно зацепился за что-то. Может, живой.

Иван надел лыжи и стал осторожно подбираться к лежащему вниз лицом человеку.