Идущий вопреки

Я быстро развернулся всем телом, сжимая в руке острую отмычку. На полу лежал, пошатываясь словно под порывами сильного ветра, канделябр. Поломанные свечи и восковая крошка разлетелись во все стороны. Разжиревшая крыса в испуге удирала по деревянному выступу на стене вглубь темного коридора.

«Гнумья мать… Повезло, так повезло», — выругался я про себя и замотал головой во все стороны.

— Почему я? Пошли вместе, — спорили бесстрашные стражи порядка.

Один из них уже тянулся к канделябру с горящими свечами.

Моя комната слишком далеко, и если я сорвусь сейчас с места, то меня могут услышать. Если буду бесшумно красться, то не успею и меня увидят. Безоблачная погода щедро дозволяет серебряным лучам ночного светила проникнуть в редкие оконные прорези в коридоре. Я медленно отступил от края стены на несколько шагов. Две пары окованных ног неуверенно шли в мою сторону.

Дверь. Я быстро нагнулся и заглянул в замочную скважину. Громкий звук здесь никого не разбудил. Отмычкой я быстрым движение заковырял в замочной скважине.

«Ну же, ну же», — торопил я себя, но рука не дрожала. При наличии второй мне было бы проще.

Желтый свет от свечей начал проникать в коридор, разгоняя серебряные тени. Шаги уже совсем рядом.

Щёлк!

Дверь открылась, и тёмная тень проскользнула внутрь.

В самый последний момент я успел закрыть за собой дверь, и бесстрашная стража прошла мимо. Под дверью, у порога, заиграли желтые лучики света от церковных свечей.

— Чертовы крысы! — проговорил один из стражей. Раздался скрежет металлического канделябра о холодные полы.

Позади что-то зашуршало, но я не сдвинулся с места. Здесь только единственный больной, и не стоит ему видеть моего лица. Лишь бы не шумел, иначе…

На мое плечо легла чья-то ладонь. Мгновенно среагировав, я отступил назад и уперся в кого-то спиной. Если бы это был враг, то я схватился бы за вытянутую руку, что сейчас лежала на моем плече где-то на уровне локтя и дернул бы ее вниз, с хрустом выламывая кости. Но это был не враг, поэтому я развернулся вокруг своей оси и оказался позади человека. Моя рука в локте зажала горло старика. Запах перегара ударил в нос. Он захрипел.

У меня не было второй руки, и я не мог зажать рот человек — пришлось развернуть его в сторону кровати и ударить под колени. Ноги его согнулись, и он свалился животом на кровать, уткнулся лицом в сенник. Я сжал сильнее руку, передавливая артерии.

— Тшшшш, спи, я не обижу, — прошептал я ему в ухо. Неприятная вышла ситуация — стариков душить мне еще не приходилось. Но нельзя было допустить, чтобы он поднял шум. Как только бы он открыл рот, я бы все равно среагировал, но так, по крайней мере, он не увидел моего лица, и вряд ли будет мутить завтра воду. Он пьян и, скорее всего, в его бредни никто бы даже не поверил.

Через какое-то время он перестал дергаться и затих. Я перевернул его на спину и проверил пульс. Живой.

— Прости, дед, — тихо извинился я бессознательному телу и подошел к двери.

Стража ушла вдаль коридора. Похоже решили все-таки убедиться действительно ли крыса устроила такой переполох. Я приоткрыл дверь и слегка высунув за проем голову, огляделся. Видны далекие спины стражников, освещенные тусклым желтым светом. Это мой шанс.

Я закрыл за собой дверь. Щёлк — отозвался замочный механизм на движения отмычки. Всё — заперто.

В зале было светло, но на этот раз пусто и тихо. Вдоль стены я обогнул часть зала и примкнул к каменной спине богини Ганры. Она действительно холодная женщина. Почему-то даже холоднее черных уродливых стен. Проскользнув незамеченным в противоположный коридор, я зашагал в сторону нужного мне помещения. Там, где меня расспрашивал старый фанатик в шрамах.

Я остановился за десять шагов до тяжелой двери. Помимо уже привычных мне звуков, я услышал что-то другое. Стоны. Немного отличающиеся от стонов боли. И исходили они за нужной мне дверью.

Не повезло. В такое время там кто-то есть. Придется возвращаться, но перед этим…

Я подошел ближе и заглянул в большую замочную скважину.

Зрелище было не из приятных.

Все было в полумраке, но я видел. Видел всё. Эйлин лежала животом на столе и надрывно постанывала. Глаза ее были пустыми и смирившимися со своей участью. Подол обтягивающего наряда был задран на спину, а сзади к ней пристроился брюхастый отец в шрамах и натужно кряхтя, ритмично двигался, пошатывая девушку вместе со столом в такт ее болезненных стонов. В руках старик держал черную кожаную плеть и периодически хлестал свою жертву по округлым ягодицам, оставляя довольно глубокие и красные полосы. С каждый таким ударом он с удовольствием охал.

Рядом с ними стояла другая девушка — золотоволосая Лина. Обнаженная по пояс, она смотрела на издевательства и томно улыбалась. Ей, похоже, зрелище это нравилось.

Вот отец задвигался быстрее и тяжело покрякивая испустил выдох последнего наслаждения. Эйлин опустила голову на стол и тихо заплакала.

— Не плачь, дочь моя, — тяжело дыша, сказал отец и, хлестнув себя по спине плеткой, охнул. — А-а-а, хорошо. Мое семя — это благословение Её. А это твоя отверженность во имя Её.