Идущий вопреки

В воздухе засвистело. На последних словах он ударил ее по обнаженным длинным ногам плеткой. Один раз, второй, третий. Девушка плакала, но он не останавливался. Лина улыбалась.

Эйлин не кричала, не звала стражу. Даже плакала она очень тихо…

«Безмолвие — это путь»

«Гнев — это пустота»

Невозможно опорочить то, что уже сгнило с самого основания. Отец, трактующий достаточно глубокие и миролюбивые заветы Богини Ганры на свой лад, считает себя мессией-осеменителем? Такой человек учит и вдохновляет целые молодые поколения, которые потом так же насилуют и убивают.

Верит ли он в Ее величие? О да. Но верит по-своему, лицемерно выражая всю свою отверженность во благо других своим застарелым отростком. Страшнее тех, кто не верит — это те, кто уродует религию под свои убеждения.

Я встал, посмотрел на тяжелую дубовую дверь и развернулся. Сегодня мне нечего здесь делать, но всё равно нужно немного поспешить. Меня и так держат на лечении довольно долго без всяких веских причин, что кстати довольно странно. Рука действительно кровоточит вот уже какой день, но насколько это стоит внимания сестер, жидкой похлебки и отдельной койки? Меня, конечно, не очень сильно это тревожит, ведь я хотел посмотреть на богадельню изнутри, что я и сделал. Поэтому, даже если меня вдруг выпроводят завтра, то я все равно смогу пробраться сюда под покровом ночи, но, по крайней мере, уже не буду слепым котёнком.

Вдоль стены я прокрался до края зала. Выждав, когда вернувшиеся стражники отойдут достаточно далеко и отвернутся, я проскользнул за спину холодного монумента. Похоже, что крыса их очень испугала, и теперь они ходили вместе, словно влюбленная пара. И я их не осуждаю, здесь неприятно было находится даже мне, а ведь я был в местах и помрачнее. Что-то тут угнетало: воздух, казалось, тяжело давил на плечи, а затхлость и коридорная влажность черного камня раздражала чувствительный нос.

Стража, разумеется, не убрала разломанные свечи с пола. С утра сестрам будет немного больше работы. Добравшись было до своей двери, я снова примкнул к замку, но…

Почему же двух пустых тарелок не хватало? В дальний конец коридора она отнесла семь чудесных яств, а вот обратно пустой тары вернулось лишь пять. Испортить или сломать одеревенелую посуду весьма непросто. Оставила кому-нибудь на потом? Может быть, но уж больно строгие в богадельни порядки. Да и не один раз я наблюдал такую картину.

Я повернул голову направо и попытался разглядеть последним глазом непроглядную темноту. Был бы я чистокровным…

С каждым шагом грубая каменная плитка становилась все холоднее. И это не было моим воображением — пальцы на ногах уже стали неметь, хотя обувь из уплотненной свиной кожи была приспособлена для путешествий промозглыми ночами. Далеко идти не пришлось. Довольно далеко друг от друга расположились еще два врачевальных помещения с пятью больными. Один из них спал на холодном полу, обмотавшись коровьей шкурой. Почему? Ведь есть же свободные кровати в других помещениях. Абсурдность обслуги в этой богадельне меня уже очень сильно стала интересовать. Если бы я только смог попасть к отцу в его келью утех…

В конце, где казалось должен был быть тупик, начинался резкий провал со ступенями вниз. Обволакивая пол коридора, оттуда поднимался холодный сквозняк. А вот здесь я уже был особенно рад альвской крови в своих жилах — не смотря на непроглядную темень, я мог рассмотреть всё на полдесятка шагов впереди.

Я прислушался. Дует сквозняк, скрежет, постанывания, крысы. Ничего нового.

Значит вот куда сестра относит еще две порции похлебки и сразу же не забирает тарелки. Вызывающе красивая сестра в откровенном наряде из абсурдной богадельни…

На этих мыслях я сделал шаг в темноту, второй, третий. Мрак поглотил меня с головой. Тусклые серебряные лучи ночного светила из скромных настенных отверстий коридора отказывались освещать мне дальнейший путь.

«Почему же так холодно?» — поежился я, переступая с одной ступени на другую. Единственной рукой я мягко вел пальцами по шершавой и потрескавшейся стене. Чем ниже я спускался, тем черствее и грубее была текстура камня, и тем больше было на нем сколов. Эта старинная кладка была выложена намного раньше, чем построена сама богадельня.

Квадратное помещение было чем-то вроде погреба. Повсюду лежали винные бочки, кувшины, круги сыра, башни с ячменными лепешками и даже баранья разделанная туша. Много забитых ящиков и полупустых мешков то тут, то там. Очень неудобное расположение для погреба. Кухарке нужно бегать в противоположное крыло за порцией вина для развратного отца?

Я осмотрелся, заглянул в каждый короб и в каждый мешок. Картофель, мука, соль, зерно, солома, много пустых мешков и холщовой ткани, аккуратные стоки свечей. Здесь было практически всё что нужно скромному служителю богини.

«Жизнь складывается из мелочей», — проговорил я про себя, вспоминая учения Академии.

— Все сложное состоит из многообразия простого, — тихо прошептал я.

Во многое в богадельне я просто не верил. Всё тут создано для того, чтобы отвести от чего-то взгляд. Вот только от чего?