Иегуда Галеви – об изгнании и о себе

В настоящей ситуации мудрец, стараясь разрешить проблему моего соседа, наверное, сказал бы его второй жене: «В мире должна быть справедливость. У тебя есть дети – это ли не подарок судьбы? А другая одинока, у неё никого нет. Разве не выберешь ты свою, а не её участь?!» И привёл бы Гиллель слова Рахели, обращённые к Богу: «Господи, Владыка! Тебе ведомо, как велика была любовь ко мне раба Твоего Иакова. Семь лет прослужил он ради меня отцу моему, а когда пришло время мне сделаться женой его, отец решил подменить меня сестрой моей, и я не возревновала его к сестре моей…» Одним словом, сопереживание, чувство справедливости должно быть выше ревности.

Случается, мне в восемьдесят с лишним лет хочется активной жизни, хочу выбраться куда-нибудь подальше из ограниченного пространства квартиры и близлежащих одних и тех же улиц, по которым кружу как белка в колесе. Однако ноги не держат, руки дрожат, только и могу поехать с Ювалем – моим помощником, или, как здесь говорят – метапелем, – на рынок, где жадно вглядываюсь в лица идущих навстречу людей. По тому, как продавцы берут в руки свой товар – бережно или небрежно, пытаюсь отгадать, сами ли они выращивают помидоры и огурцы или всего лишь нанимаются реализовать то, что выращено другими. Бывает, вижу, что меня обсчитывают, но не могу переключиться на разговор о деньгах – то ли сил нет, то ли мне это не настолько важно, чтобы затевать неинтересный разговор.

Куда бы я ни отправился, всегда боюсь пропустить звонок Арика. Такое ощущение, будто стою на страже и всякую минуту готов броситься на выручку своему единственному внуку. Вот и сейчас долго не разгуливал с Ювалем по рынку, купив только необходимое, возвращаемся домой. В автобусе смотрю на пожилую женщину с тяжёлыми сумками овощей, что сидит напротив, и представляю её судьбу. Смуглое, в глубоких морщинах лицо, должно быть, из восточных стран – Ирана или Ирака, в Израиль приехала молодой. Натруженные руки в золотых браслетах. Наверное, готовит на большую семью с небольшим достатком. С каждым рождением ребёнка муж дарил тонкий золотой браслет, вот и хватило на две руки по несколько штук. Дома браслеты, свою единственную ценность, не оставляет, должно быть, не хочет расставаться с ощущением праздника – блеском и тихим звоном золота.

Не зря спешил: только переступил порог, и сразу звонок Арика. По голосу всегда определяю настроение своего мальчика – обидел ли его кто, или он ищет у меня подтверждения своей значимости; бывает просто одиноко, тогда звонит мне – единственному человеку, для которого он – смысл жизни. На этот раз Арик, наверное, после разговора с отцом – противником переезда из благополучной Америки в Израиль – не то с досадой, не то с чувством протеста заявляет на мои утверждения о том, что евреи в войнах с арабами имеют право на выстраданную веками землю:

– Арабы всегда жили в Израиле, а евреи вытеснили их, заняли их дома…

– Всегда здесь жили евреи, – в нетерпении перебиваю я, – даже после поражения восстания Бар-Кохбы – последней попытки отстоять независимость. Тогда сама жизнь в Израиле была равносильна всем заповедям Торы.[201] В Средние века, во времена Крестовых походов, сюда – в запущенную обескровленную страну – тянулись евреи, преследуемые христианской церковью. Здесь искали приют изгнанные из Испании и спасшиеся от погромов в Восточной Европе. В семнадцатом веке, притом что земля была в основном не заселена, мы составляли большинство населения, остальные – христиане, очень мало мусульман, в основном бедуины. Об этом свидетельствует Адриан Реланд – географ, картограф, путешественник. В 1695 году он был послан в Палестину, где по предварительно составленной карте осмотрел 2500 поселений, упомянутых в Библии. Из тех, которые сохранились, нет ни одного, у которого арабские корни, кроме Рамле! Реланд упоминает мусульман только как бедуинов-кочевников, которые приходили в поселения в качестве сезонных работников. И в девятнадцатом столетии, когда страной владели турки, земля была в полном запустении…

– А это откуда известно?! – с недоверием перебивает внук.