Иегуда Галеви – об изгнании и о себе

Должно быть, я тоже аутист и тоже со старой душой. Я будто живу в настоящем и прошедшем времени. Когда читал «Иудейские древности» Иосифа Флавия, видел себя на заседании Синедриона, где законодатель Шамай осудил своих коллег, не решившихся предать ещё не ставшего царём Ирода суду. Идумеянин Ирод не останавливался перед беззаконием и неоправданными убийствами. Вседозволенность тирана не только угнетала и разоряла народ, но и развращала его. Шамай предсказал, что после прихода к власти неправедный царь их всех, членов Синедриона, казнит. Что и случилось.[203] Никто не мог противостоять палачу, за которым стояла мощь Римской империи. Прежний независимый Верховный суд стал послушным царской воле, утратил право наложения вето на важные политические решения и возможность выносить смертный приговор. За сорок лет до разрушения Второго Храма члены Синедриона перенесли заседание суда с территории Храма на «рынок» – место, не обладающее святостью.[204] При этом первосвященник был запуган пытками, а все воображаемые и действительные соперники, в числе которых тиран видел своих сыновей и любимую жену, – казнены.

Я часто возвращаюсь к вопросу: кто был исполнителем этих кровавых расправ? А кто был исполнителем воли такого же параноика Сталина, установившего режим диктатуры? И Ирода, и Сталина называют «великими»: Сталина – за «великие стройки коммунизма», Ирода – за стоящие по сей день дворцы и крепости.

В конце старого и начале нового летоисчисления в Иудее было множество партий, течений. Наряду с бандитом Иродом, развратившим царский двор подкупами, безнаказанными преступлениями, в народе неоспоримым авторитетом обладали верные закону справедливости судьи из фарисеев; «если какой-нибудь судья примет подношение, наказание ему будет – смерть».[205] Строгая нравственность судей, скромность, благочестие, неприятие никаких компромиссов с властью сохраняли в народе верность нашим законам.

И конечно, особенным авторитетом пользовался милосердный Гиллель – законоучитель эпохи царя Ирода; он учил «судить ближнего с хорошей стороны, любить мир, искать примирения; лучше самому страдать, чем причинять страдания другому». При всей своей любви к ближнему и сознании, что человек стоит перед лицом Создателя, Гиллель не разделял воззрений живших в то время ессеев – их аскетизм и отшельничество, считал, что нужно бороться со злом, а не уходить от него.

Вот и Иешуа, подобно Гиллелю, ратовал о любви к ближнему… Мои размышления были прерваны звонком Арика. Мы часто думаем об одном и том же, иначе чем объяснить вопрос моего мальчика о зачинателе христианства:

– Скажи, христиане не любят евреев потому, что евреи не считают Иисуса Богом?

– Не вина Иисуса в том, что в дальнейшем христиане увидели в евреях врагов своему учению. Не он ли говорил о том, что пришёл не нарушить, а исполнить Закон. Закон является не только юридически обязательным минимумом нравственных поступков, но и предполагает откровение, которое, равно как и вдохновение, нисходит к ищущему, идущему навстречу Вседержителю. Вот только в отличие от кроткого, смиренного Гиллеля, Иешуа, вопреки своему наставлению «когда тебя ударят по одной щеке – подставь другую», был нетерпим…

– И в чём же выражается его нетерпимость?

– Например, в понедельник – в установленный день, когда на Храмовой горе в специально отведённом месте меняли деньги паломников на местную валюту, выгнал менял.

– И всё?

– Необъективен по отношению к книжникам и фарисеям; именно фарисеи – выходцы из народа, знатоки и толкователи Святого Писания, подобно своему наставнику Гиллелю, исходили не из буквы Закона, а руководствовались милосердием и любовью к ближнему. При этом Иисус во многом разделял учение фарисеев, например, проповедовал веру в бессмертие души.

– А ещё что ты можешь сказать о нём?

– Судьбоносной для Иешуа стала встреча с отшельником Иоанном Предтечей, или Крестителем, который для очищения от грехов и покаяния окунал иудеев в воду реки Иордан – практиковал старинный еврейский обряд «очищения» с помощью проточной воды. Наставление Иисуса: «Птицы небесные не жнут, не сеют» – заимствовано у него же.

Мой внук молчал, и я продолжал:

– Знаешь… я ведь тебе рассказывал об Иосифе Флавии, так вот – он и Иешуа, который стал для половины человечества «сыном Бога», жили в одно и то же время. Оба причастные к учению ессеев, они, должно быть, давали клятву о том, что «будут почитать Бога, исполнять свои обязанности по отношению к людям, никому не причинять зла, ненавидеть несправедливость, защищать правых, говорить правду и разоблачать лжецов».[206] У каждого из них было чувство избранности. Не принял, да и не мог всесторонне образованный, из священнического рода Иосиф принять Иешуа за Машиаха, хотя бы потому, что после его появления ничего в мире не изменилось, не восторжествовало добро. «…Скорее Бог мог стать человеком, нежели человек Богом».[207]

– Но Иосиф, о котором ты мне сто раз говорил, не страдал, подобно Иисусу, или, как ты говоришь, Иешуа.