– Работу в Араде не найти, разве что на почте или администратором в поликлинике. Женщины, которые относятся к социальным случаям – больные или старые, – живут на пособии, остальные устраиваются горничными, массажистками и прочим обслуживающим персоналом в гостиницы на Мёртвом море, от нас близко – всего лишь пятнадцать – двадцать минут на автобусе.
– Невелик выбор, – невольно заметил я.
– Меня взяли на почту. Живу в квартире родителей, которая досталась мне по наследству. Арад далеко, но к вам всё равно буду ездить, ведь это возможность побывать в Иерусалиме, разбавить впечатления от своего родного города. Ну, и работы у вас немного. Не то что в других домах, какая-нибудь старая бабка, которая сама была в услужении, придирается по всяким пустякам, унитаз заставляет мыть, чуть ли не языком вылизывать.
Тут зазвонил мобильный телефон моей гостьи, она с кем-то договорилась о свидании, поспешно встала, извинилась и ушла.
Убирая со стола запечённую в майонезе рыбу, её Това так и не попробовала, разложенные на тарелке сладости, я думал: чем же привлекательна помощница Давида? Вчера на улице видел высокую, на редкость стройную женщину – прямая спина, длинные ноги, округлые бёдра – находка для скульптора. Я видел её со спины и всё норовил заглянуть в лицо, когда мне это удалось, очарование красотой стати вмиг исчезло. Пустое, ничего не выражающее лицо; всё в порядке, всё на месте, но… то была неподвижная кукольная красота. А Това, худощавая, угловатая, но сколько оттенков чувств в её мимике, глазах, скорбных морщинках вокруг рта; она словно прихваченный морозом, ещё не распустившийся цветок. Может быть, она, никем и ничем не защищённая, из тех, кто изначально обречён на одиночество? Куда как лучше стать опорой такой женщине, чем быть рядом с той, что успешная и не нуждается в тебе.
Наверное, чувство одиночества не только от отсутствия физического партнёра, но и от невозможности реализовать себя. Работа по призванию делает человека более устойчивым в жизни и в некоторой степени самодостаточным. Одарённые, чувствительные люди, если не могут найти применение своим задаткам, чаще «зависают», становятся невротиками, им тяжелей, чем тем, кому всё равно, чем заниматься.
Мысли о только что бывшей рядом девушке почему-то сменились на описанное Фейхтвангером в романе «Иудейская война» последнее служение в Храме. Священники, на которых пал жребий, выполнили все детали, будто и не появились уже римские солдаты и первые языки пламени. Вот священнослужители поднимаются на кровлю, под ними пламя, римляне, доносятся крики умирающих… Раскачиваясь, стали они монотонно, нараспев, как предписано, читать тексты из Священного Писания. Благословили народ, и один из них, должно быть первосвященник, воскликнул, бросив ключи от храмовых ворот в небо: «О Ягве, возьми же обратно ключи!» И все видели, как с неба протянулась рука и подхватила ключи. Затем балки затрещали, крыша обрушилась, и они нашли, что умирают милостивой смертью.[226]
Хочу надеяться, что со временем будет построен Третий Храм, Ягве вернёт ключи и душу погибшим.Нетрудно представить, что чувствовал взявший на себя роль свидетеля разрушения города, Храма и гибели соотечественников Иосиф Флавий. Его же, единственного еврея, обязали присутствовать в числе зрителей на триумфе победителей в Риме. Невольно вживаюсь в состояние правоверного иудея, сидящего на трибуне с каменным лицом перед осмеянными римской толпой пленными единоверцами. Никогда Иосиф, сын Маттафия из Иерусалима, священник первой череды, не отрекался от своего народа и своей веры. И труд, который взял на себя, описывая события тех лет, несравненно тяжелей, чем оказаться одним из тысяч убитых в той войне.
Неожиданно приходят в голову разные мысли и так же неожиданно исчезают… Слышал или читал, что у первого человека Адама появилось осознание своего «я», когда он надкусил яблоко от древа познания. В следующий раз, когда буду разговаривать с внуком, скажу ему о единстве знания и веры. Скажу, что вера заложена в нас; в истории человечества не было безрелигиозного общества. Знание переходит в веру, и наоборот. Пророческий дар не может быть отделён от разума. Ещё скажу, что, согласно нашим мудрецам – Спинозе и Эйнштейну, – «разум и интуиция позволяют человеку приобщиться к источнику всего сущего». Этим источником Спиноза считал интеллектуальную любовь к Богу, которая делает наш разум бессмертным. Когда нью-йоркский раввин спросил Эйнштейна: «Верите ли вы в Бога?» – Эйнштейн ответил: «Я верю в Бога Спинозы, который открывается нам в гармонии всего сущего»; законы мышления подтверждают божественные законы природы.