Вдохновила меня на работу над «Кузари» переписка мудрого, талантливого еврея Хасдая ибн Шапрута, первого министра просвещённого эмира Абд ар-Рахмана III с хазарским царём Иосифом. В 945 году Хасдай писал, что готов бросить всё – свое высокое положение, богатства и отправиться к нему – в иудейское царство. Представляю восторг министра эмира, когда он получил написанное на иврите письмо царя Иосифа, которое тот закончил словами: «Наши взоры обращены к Богу, к мудрецам Израиля в академиях Иерусалима и Вавилонии… Да ускорит Бог обещанное освобождение Израиля, да соберёт свой рассеянный народ ещё при нашей жизни!»[124]
Через десять лет после получения послания царя Иосифа пришла печальная весть о падении Хазарского царства.Свою книгу я назвал «Кузари», что означает «житель Хазарии», правители и элита которой приняли иудаизм. Часто этим именем я называю царя страны; на самом деле его звали Булан, имя Иосиф он взял после принятия еврейской веры. Главное в моей книге – обращение к здравому смыслу в вопросе о выборе вероисповедания; объяснение, почему хазарский царь, сравнивая различные философские и религиозные учения путём умозаключений, выбрал иудаизм.
В который раз возвращаюсь к уже написанным страницам о способах постижения Всесильного. Бог в Иерусалиме, а не в Афинах, и Закон пришёл с Моисеем, а не с Аристотелем. Разрыв между Богом философов и Богом Израиля начинаю с рационализма Аристотеля, не объясняющего религиозные чувства. При этом полагаю, что великий грек принял бы и обосновал еврейское учение о творении мира, если бы знал о нём, тем более что он никогда не утверждал первичность материи. Далее следуют философы, сочетавшие учение Аристотеля с неоплатонической теорией эманации, согласно которой первопричиной мира является некий Абсолют, из которого проистекает реальный мир. «Если бы греческие философы видели пророков и знали об их пророчествах и чудесах, они бы их признали и пытались бы рациональным путём понять, как человек достигает подобной ступени».[125]
Первый собеседник Кузари не мог привести пример мыслителя, достигшего уровня пророческой интуиции, чтобы познать волю Творца, ибо сфера божественного – таинство. То есть философы не могут приблизиться к божественной мудрости иначе как через логическое мышление.Как бы то ни было, Кузари, не полагаясь на прозрения пророков, начинает с того, что просит изложить ему принципы и аксиомы мышления тех, кто прибегает к логике.
Сказал Кузари: «Я никогда не находился на такой высокой ступени – ступени чистой веры, не нуждающейся в поисках разума… и потому для меня имеет смысл обратиться к логике. Традиция для душ невозмутимых, а для смущённых душой лучше исследование, тем более если в конце концов это исследование приводит к убеждению в истинности традиции, тогда человек укрепляется и в науке, и в традиции».
В который раз возвращаюсь к, казалось бы, уже законченному тексту. Намеченный смысловой ряд диалогов Кузари с философом и представителями разных религий пока остаётся прежним. На только что приведённые слова хазарского царя рабби отвечает:
– Только отдельные люди одарены верой от природы. Я постараюсь тебе объяснить, что божественная мудрость постигается не только логическим путём, но и через ощущения, интуицию. Всевышний назван Богом Израиля потому, что внутреннее чувство, ведущее к Нему, не было присуще другим народам. И слова пророков говорят больше воображению, чем разуму.
Бог философов и Бог Авраама, Исаака, Иакова не одно и то же. В учении аль-Фараби, Ибн Сины и Ибн Рушда Творец вселенной скорее понимается как вечный двигатель в сочетании с вечной материей; они не верят в воскресение и полагают, что мир вечен, а не сотворён. Критику идей этого направления дал Абу Хамид аль-Газали – один из основателей мистического учения суфизма. По уровню интеллекта аль-Газали делил людей на широкую публику и избранных; первые – «рядовые верующие» – следуют религиозной традиции, ко вторым – «избранным» – он относил религиозных философов и суфиев, которые подвержены божественному внушению и самостоятельному мышлению.
Обращаясь к религиозным философам, я думаю о моём духовном путеводителе, Шломо ибн Гвироле; он не отрицал неоплатоническую теорию эманации – истечение божественной сущности сверху вниз. При этом, в отличие от античных философов, называл источник эманации не Абсолютом и Перводвигателем, а Богом, Творцом вселенной – как Он представлен в Священном Писании евреев. Здесь ибн Гвироль вводит понятие божественной воли в качестве посредника, связующего звена между Творцом и миром. Удивительно, как соединялись в его сознании поэзия и философия! Редко у кого абстрактные соображения находят столь яркое образное выражение.
Отвлёкшись от «Кузари», я поймал себя на мысли о том, что не столько философские воззрения, сколько живое ощущение себя перед лицом Творца занимает меня в творчестве ибн Гвироля – непревзойдённого поэта и мыслителя. Ещё в ранней юности я повторял про себя его стихи, и чаще всего эти строчки: