Иегуда Галеви – об изгнании и о себе

Наверное, я был бы вполне доволен судьбой, если б меня оставило ощущение неудовлетворённости в плане работы, всегдашнее стремление сделать что-нибудь значительное – расширить ограниченные на сегодняшний день возможности медицины. Не уходили из памяти все не нашедшие реализации идеи, начиная со времени моей первой работы в маленьком рабочем посёлке Вахтога Вологодской области. В том Богом забытом месте, с непролазной грязью после дождя, где было всего лишь два предприятия: Леспромхоз и Домостроительный комбинат, – я прожил с семьёй восемь лет; работал в детском и родильном отделениях больницы, принимал больных в поликлинике и ходил на вызовы по домам; случалось по окончании смены в отделении по 10–15 вызовов. И всё это на одну ставку. Часто приходилось ходить с дочкой, которую забирал из детского сада: дома не с кем было оставить. Жена работала в школе до вечера чуть ли не каждый день. Первые три года готов был бежать из того рабочего посёлка куда угодно. Грязь, в магазине только и можно было купить, что солёную треску и водку, молока нет, ребёнка нечем кормить. Главный врач, ворюга, жил на государственный счёт. Я и в партию вступил, чтобы бороться с ним; выступал на собраниях, все молчали, а я говорил всё, что о нём думаю. Как сейчас помню, в детское отделение больницы прибежал мужчина с ребёнком на руках, у мальчика высокая температура, понос – то была тяжёлая кишечная инфекция. Позвонил в инфекционное отделение больницы, что находилась в десяти километрах от нас, согласовал немедленную госпитализацию. Дежурная медсестра должна была отправить туда мальчика на скорой помощи. Я же, удовлетворившись тем, что быстро удалось организовать необходимую помощь, поспешил на приём в амбулаторию. Когда вернулся через полтора часа, оказалось, что мальчик до сих пор не отправлен, а к подъезжавшей наконец машине скорой помощи спешит главврач; он часто использовал её в своих целях. Я опередил его всего лишь на один шаг и тоном, не терпящим возражений, сказал, что ребёнка нужно немедленно госпитализировать. Главврач возмутился: «Нахал! Ребёнок может подождать!» Я не сдержался, стал орать на него: «Мальчик обезвожен! И он может заразить всё отделение!» Главврач понял, что я не сдамся, и уступил машину. С тех пор мы стали врагами, но я не испытывал дискомфорта, ибо никогда не рассчитывал на какие-либо поблажки.

А ведь сам при распределении в институте из предложенных вариантов места работы от Поволжья до Дальнего Востока выбрал ту, далёкую от цивилизации Вологодскую область. И всё потому, что оттуда было ближе навещать родителей; два раза в год ездил к ним в Белую Церковь. И ещё не хотел быть винтиком в больнице большого города, а там, в рабочем посёлке, оказался в первом звене и от меня многое зависело; было ощущение первопроходца. С первого же дежурства чувствовал себя стоящим на посту. Привезли молодого человека с обширным ожогом – сделал всё, как учили в институте. Утром на врачебной конференции сказали, что не ожидали такой прыти от педиатра: мог же вызвать хирурга.

Помню, родилась девочка с выраженной желтухой, это было состояние, требующее неотложной помощи; ребёнка можно было спасти только срочным переливанием крови. У нас не было такой возможности, нужно было ехать в городскую больницу в Вологду. Я созвонился с соответствующим отделением – там обещали всё приготовить. Однако машины нет, поезд до Вологды уже прошёл, следующий только через 12 часов. Я доложил нашему руководству о критическом положении, меня пытались успокоить, мол, нужно смириться с ситуацией – ты сделал всё, что мог. Позвонил в паровозное депо и вызвал тепловоз, схватил ребёночка в охапку, и мы помчались в город. Помню, в кабине того тепловоза всё стучало, шипело, свистело, я прижимал к себе свёрток с девочкой, которая не пикнула всю дорогу. Приехали ночью, в больнице нас уже ждали, сделали переливание крови – ребёнок был спасён. Всё, что мог, сделал. Сделал и забыл. Спустя двадцать лет ко мне на приём пришла бабушка с мальчиком, сказала: «Это сыночек той самой девочки, которую вы спасли».