Иегуда Галеви – об изгнании и о себе

Мысленно прощаюсь и с теми, кто ушёл в мир иной. С течением времени не исчезают из памяти самые дорогие люди. Они во мне: дедушка с его свитками рукописей и книгами; бабушка, старающаяся накормить меня повкусней, когда я возвращался из хедера; отец с матерью, для которых я был смыслом и продолжением жизни. И мой друг-наставник Моше ибн Эзра. Не расстаюсь и с Эмеле – моей незаменимой женой: разговариваю с ней, советуюсь. Она является мне во сне… Воспоминания о самых близких сопровождают нас до конца дней. Иногда приходят мысли о том, что постигшее меня несчастье – смерть детей – из-за того, что давно следовало отправиться на свою землю. Если вдохну воздух Иерусалима, прильну к камням Священного Города, Божье благословение не оставит моих родных. Только от меня зависит решимость преодолеть муку расставания с ними. Можно ли веками следовать наставлениям раввинов и ждать появления Машиаха? Призыв Всеблагого к Аврааму: «Встань и иди!» – относится ко всем нам во все времена. В который раз твержу себе: откажусь от всего, что приобрёл в Испании, положу конец сомнениям, увещеваниям друзей и, не страшась опасного морского пути, тяжёлых условий в Эрец-Исраэль под гнётом крестоносцев, отдамся на волю Провидения:

Я бросить всё готов:
Друзей, родимый кров,
Весёлый шум пиров,
Безбедные года.

Давно я сердцем там,

Где плещет Иордан,
В прекраснейшей из стран,
Где гор встаёт гряда…

Не в силах я противиться мечте, ещё была жива моя дорогая Эмеле, а я уже мысленно был по пути в Иерусалим.

К живому Богу страстью объята,
Душа моя взалкала града свята…[157]

Мечта окрыляет, даёт ощущение молодости, не удержат меня увещевания друзей. Я не безумец, нет… Быть может, моя решимость вдохновит, пробудит надежду в других. И не суть важно, процветает ли наша страна или в руинах. Главное, у нас есть своё по праву наследия место, куда в субботнюю ночь был низвергнут из рая человек[158] и где начиналась наша история.

Иду я в Твои
Города и селенья,
Иду я Твои
Исполнять повеленья;
Бродяга, робея,
Скиталец судьбою,
Приближусь к Тебе я
И встречусь с Тобою…[159]

Только с нашим возвращением возможно возрождение Палестины. Сказано: живущий за пределами Земли Израиля подобен идолопоклоннику, а кто похоронен в Земле Израиля, подобен покоящемуся под алтарём Храма. В книге «Кузари», над которой работаю последние двадцать лет, писал о том, что мысли следуют за чувствами: «То, что происходит в мозгу, – вторичное явление под воздействием сердца».[160] Вера в своё предназначение, сознание некоей высшей реальности никогда не покидали меня:

И верою горя,
Ликуя и скорбя,
В путь снаряжаю я
Крылатые суда…[161]

Знаю о долгом и тяжёлом морском пути, где «один только шаг между жизнью и смертью», знаю о лишениях, что ждут меня:

Не страшит меня опасность – африканские пираты
И чудовища морские, те, что злобою объяты.

Не гнетут меня печали и заботы о богатстве,

Сожаленья о потерях в Эспаньольском государстве.

Но терзает мою душу с милой дочерью разлука,

Безвозвратная утрата дорогого сердцу внука.[162]

Я ведь, ещё когда была жива Эмеле, мысленно прощался с семьёй и близкими. Тогда же написал стихотворение:

Желаю мира дочери, жене,
И всем друзьям, и близким, и родне.
Надежды узник, что ушёл в моря
И душу вверил ветру и волне,
Закатным ветром на Восток стремим,
Ведь цель его – в восточной стороне.[163]

Знаю, в каком запустении сейчас страна, знаю, что меня ждёт, и это лучше, чем унылое благополучие изгнанника в стране под властью креста и полумесяца. Да и такое сегодняшнее положение временное, никто не уверен в завтрашнем дне. Воображение преображает реальность: вижу Иерусалим до нашествия римских полчищ, слышу пение, не я ли – потомок левитов – слагаю гимны в заново отстроенном Храме? Настоящее и будущее неотделимы от прошлого, освещены им.