Иегуда Галеви – об изгнании и о себе

Ну что ж, люди как люди, может быть, не могли отказать сыну высокого начальника? Подобная ситуация не вызвала сомнений в том, что следовало сменить заслуженное, престижное положение в России на положение безработного люмпена в Израиле. Помогло министерство абсорбции: на основании моих публикаций там сочли, что могу заниматься наукой, будучи на «стипендии Шапиро». Мне позвонил профессор Орной, известный учёный в области врождённой патологии, сказал, что ознакомился с моей трудовой биографией, и пригласил работать в научную лабораторию университета. Я был счастлив! Доброжелательный коллектив докторов и соискателей; мы изучали влияние различных медицинских препаратов на развитие эмбрионов крыс. Я участвовал в исследованиях мирового уровня! Даже прочитал коллегам две лекции о проблемах генетики. Однако профессор притушил мой пыл, сказал, что перспективы остаться нет: даже для выпускников университета, его докторантов, нет вакантных мест. При этом добавил, что будет стараться пробить для меня ставку. Я услышал то, что хотел, – мне удастся остаться и заниматься творческой работой. При этом не слышал наставлений жены и знакомых коллег: не лучше ли пройти специализацию по детской неврологии и получить постоянное место и уверенность в завтрашнем дне? Но… тогда бы мне пришлось работать в рамках принятых лекарств. Нет, я не мог отказаться от исследований, о которых мечтал всю жизнь. Спустя полтора года оказался безработным.

Наверное, дочка права, когда говорит, что я прожектёр, придумываю свой мир, мечту найти место, где можно делать великие открытия, выдаю за действительность.

– И не доказывай свою правоту! Не стой на своём! – раздражается она моим молчанием на её обвинения. – Оставь, наконец, свой особый подход к больным! Ну да, конечно, больного любить надо! Кого ты вылечил своей любовью?!

– Я не всесилен, – оправдываюсь я. – Тем не менее у меня дети не умирали, кроме одного, его привезли, когда он уже не дышал.

– Ты фантазёр! – не унимается Наташа. – Ищешь причину всех хворей, считаешь, что несколько лекарств можно заменить одним. И каким же?!

– Ну да, хочу найти панацею, что-то вроде философского камня, – то ли себе, то ли дочке говорю я.

– А твои многолетние поиски генетических отклонений! Кому можно вступать в брак, а кому противопоказано по причине будущих дефективных детей. Придут к тебе два наконец нашедших друг друга человека, а ты им скажешь: «Нельзя вам жениться: у детей могут проявиться наследственные болезни», – злилась Наташа.

– Для подтверждения явных пороков делают УЗИ. Если есть подозрение на наследственные заболевания, изучают ДНК и проводят биохимическую диагностику. При этом следует знать, что мы ищем у плода. На сегодняшний день известно более двух тысяч ферментов, нарушение которых является причиной наследственной патологии. Невозможно провести столько проб. Почему и нужны медико-генетические консультации, ими я и занимался восемнадцать лет.

– А что, в Израиле нет такого?

Мне следовало ответить «есть», и таким образом я бы признал, что долго ломился в открытую дверь. Впрочем, из-за недоступности в Вологде достижений израильской науки эта дверь была для меня закрытой. Я промолчал, не хватило духу сделать дочку свидетельницей своего казуса. Заговорил о другом:

– За всё время, что мы живём здесь, ни разу не слышал, чтобы кто-то прошёл подобное обследование. Несколько месяцев довелось работать в министерстве спецобразования, где занимались детьми с неврологическими отклонениями. Всего было двадцать четыре таких заведения. В течение дня обязан был побывать в трёх-четырёх местах. Это физически невозможно, ведь с каждым ребёнком нужно подолгу заниматься.

– Ну да, халтурить ты не можешь, – вздохнула дочка. – Вот и сидишь без работы. Думаешь, тебя где-то ждут?!

«Где-то ждут… где-то ждут…» – вертелось у меня в голове. Вспомнил, меня ждала маленькая девочка в детском доме, над которым наш 7 «А» класс взял шефство. Этой худенькой девочке с грустными глазами было года три или четыре. Я пытался развеселить её, но это не всегда удавалось. Помню, подарил ей маленькую пластмассовую красную уточку. Воспитательница потом говорила мне: «Даже ночью Наташа не расстаётся с твоей уточкой и спит с ней; в детском доме всё общее и игрушки общие, а твою она считает только своей». Время от времени я вспоминаю ту грустную девочку, вот и дочку назвал её именем – Наташа.