Иероглиф «Измена»

— О, тише, тише! — умоляюще складывает руки Нэнхун. — Не буди Уносящих Свет! Молю тебя, возлюбленное мое чадо, не противься грядущему. Тебе не одолеть Царицу Чая. Она всесильна, она не знает, что такое отказ, она видит прошлое и будущее каждой души. О, не противься, не противься!

— Матушка, не оставляй меня! — просит принцесса Фэйянь и все-таки делает несколько шагов по направлению к матери. И каждый из этих шагов дается ей с величайшим трудом, словно Фэйянь идет сквозь загустевший овсяный кисель…

— Мама! — восклицает Фэйянь и касается рук матери…

Но что это?!

Вместо прекрасной императрицы Нэнхун на принцессу мертвыми глазами пялится призрак, обряженный в лохмотья белесого тумана. Лицо призрака искажается злобой, глаза наливаются яростным желтым светом, в пасти клацают острые черные зубы… Фэйянь отшатывается в страхе,

— Не противься! — повторяет призрак замогильным голосом.

Фэйянь бежит прочь, прочь! Но земля под ногами предает ее, превращается в болото, засасывающее все сильнее и сильнее. Фэйянь в отчаянии хватается руками за стволы бамбука, но руки хватают пустоту — эта бамбуковая роща тоже не более чем призрак.

И болотная жижа, забив рот, нос, уши, смыкается над головой принцессы. Нет ни вздоха, ни удара сердца…

— Не противься! — жирным, тягучим голосом говорит болото.

Фэйянь понимает, что она мертва. И понимает также, что находится в пустоте, в нигде, в никак. Нет уже никакого болота, нет призраков, возможно, и ее самой также нет. Впрочем, думает Фэйянь, она все-таки есть, потому что в какой-то миг начинает ощущать свое тело, хотя и не видит его. Ощущает так, как в том стыдно и признаться! Жар невероятной, немыслимой похоти обрушивается на Фэйянь, доводит до исступления, до безумия. И теперь Фэйянь видит себя — она лежит нагой на ложе, выглядящем как перламутровая раковина. Ложе светится, а кругом по-прежнему тьма. Фэйянь извивается на ложе, ненавидя себя и свое тело за то, что происходит.

— О боги! — молит она. — Помогите мне!

— Боги не в силах тебе помочь, — слышит Фэйянь странный, мелодичный и в то же время какой-то неживой голос — Только я помогу тебе. Только я утолю твою страсть и исполню все твои желания.

И когда обладатель голоса приближается к ложу и вступает в круг света, Фэйянь не может сдержать вопля ужаса. Перед нею тот, кого нельзя наречь никаким именем, тот, кого устрашатся и Владыки ада…

— Я возьму тебя и подарю тебе наслаждение, — говорит чудовище.

— Нет! — заходится в крике Фэйянь. — Лучше смерть, чем вечный позор!

— Ты глупа, принцесса, — слышит она страшный голос — Это не позор, а честь. Ты вознесешься до небес…

— Нет, — повторяет Фэйянь. — Нет, нет, нет!

И чувствует, как кости ее хрустят, а лоно вспыхивает огнем невыносимой боли. Тело ее словно раздирают в клочья…

— Не-э-эт, — выдыхает она и падает, падает в ничто…

…Фэйянь просыпается оттого, что упала с ложа и довольно-таки ощутимо приложилась спиной о каменный пол — и шелковое покрывало не спасло. Фэйянь делает судорожный выдох, садится и лишь после этого открывает глаза — ей, охваченной впечатлениями сна, все еще кажется, что она в сердцевине ужаса. Но небо милостиво: Фэйянь сидит на полу в отведенной ей гостевой спальне, ее одежды в беспорядке, все тело покрыто холодным потом… И поначалу Фэйянь представляется, что и окружающие ее покои призрачны, но постепенно принцесса начинает приходить в себя. Она ощущает прохладу пола, рукой бессознательно мнет дорогой шелк покрывала, другой рукой пытается собрать свои непослушные рассыпавшиеся волосы. И эти ощущения — шелка, мрамора, волос — говорят ей о том, что сон с его ужасами миновал, и она, принцесса Фэйянь, освободилась от его оков, чтобы наслаждаться явью.

Чтобы окончательно прийти в себя и изгнать из сердца постыдный ужас, Фэйянь делает несколько упражнений, уравновешивающих тело и дух. Этим упражнениям ее обучила Крылатая Цэнфэн, настоятельница Незримой Обители, той самой обители, где Фэйянь в совершенстве овладела не только боевыми искусствами, но и искусством каллиграфии.

Упражнения помогают. Принцесса успокоилась, привела в порядок свои одежды и глазами, исполненными благосклонности, посмотрела на мир.

Тихо заколыхались занавеси, и в комнату вошли четыре служанки. Остановились перед Фэйянь и поклонились.

— Что такое? — спросила принцесса.

— Ее величество справляется о том, как вы отдохнули, — сказала одна служанка.

— Ее величество просит вас начать церемонию одевания к вечернему пиру, — добавила другая.

— Мы присланы прислуживать вам и выполнять все ваши желания, — сказали девушки хором.

— Понятно. Хотя нет, одно непонятно: что значит «церемония одевания»? Я не привезла с собой никаких особых церемониальных одежд, я не предполагала…

— Ее величество изволили позаботиться об этом, — сообщили служанки. Одна из них хлопнула в ладоши, и в комнату вошли три мальчика-евнуха, державшие в руках большие свертки сверкающих тканей. Служанки взяли принесенное и велели евнухам удалиться.

— Что это за одеяние? — спросила принцесса.