Иерусалим. Биография

Улицы города были пусты — многие мусульмане покинули его; православные сирийцы явно не радовались возвращению латинян. Да и время Фридриха подходило к концу — епископ Кесарийский уже готовился к тому, чтобы поддержать патриарший запрет и наложить на город интердикт (временный запрет на совершение богослужений).

Коронация Фридриха II: германский Иерусалим

Проведя ночь во дворце магистра госпитальеров, Фридрих отслужил особую мессу в храме Гроба Господня, покинутом священниками, но наводненном его германской солдатней. Он сам водрузил императорскую корону на алтарь Голгофы, а затем своими руками возложил ее себе на голову. Эта церемония призвана была представить Фридриха верховным и главнейшим монархом всего христианского мира. В письме Генриху III Английскому Фридрих так объяснял смысл этой самодеятельной коронации: «Мы, будучи католическим императором, приняли корону, которую Всемогущий Господь даровал нам от престола Своего, когда по Его особой милости Он возвысил нас среди прочих князей мира в доме слуги Его Давида». Фридрих был не из тех, кто недооценивает собственную важность: вся эта эффектная постановка изображала коронацию сакрального монарха, мистического императора Последних дней, в церкви, которую сам он считал храмом царя Давида.

После церемонии император осмотрел Храмовую гору, выразил восхищение Куполом и мечетью аль-Акса — в последней он похвалил ее красивый михраб и взошел на минбар Нур ад-Дина. Заметив какого-то христианского священника с Евангелием в руках, пытавшегося войти в мечеть, Фридрих выставил его за дверь с криком: «Свинья! Клянусь Богом, если кто-нибудь из вас посмеет прийти сюда еще раз без разрешения, я ослеплю его!»

Мусульманские смотрители мечети не знали, что и думать об этом рыжеволосом чудаке: «Будь он рабом, он не стоил бы и двухсот дирхемов», — проворчал один из них. В ту ночь Фридрих обратил внимание, что не слышит голосов муэдзинов. «О кади, — обратился он к представителю султана, — почему муэдзины не призывали прошлой ночью на молитву?» «Я велел муэдзинам воздержаться от этого из уважения к королю», — ответил кади. «Ты поступил неправильно, — возразил Фридрих. — Главная цель моей ночевки в Иерусалиме заключалась в том, чтобы услышать муэдзинов и их призывы, восхваляющие Господа». Враги Фридриха обвиняли его в излишней любви к исламу, но сам император, похоже, просто желал, чтобы его уникальное соглашение с мусульманами полностью соблюдалось. Когда раздались призывы муэдзинов к полуденной молитве, «все его слуги и пажи, а также его наставник» распростерлись на полу.

В это утро в город прибыл епископ Кесарийский, наложивший на Святой город интердикт. Император оставил в Башне Давида гарнизон, а сам вернулся в Акру, где столкнулся с неблагодарной враждебностью баронов и тамплиеров. Поскольку на его владения в Италии сейчас посягал папа, император намеревался тайно покинуть Святую землю, однако на рассвете первого мая толпа возмущенных жителей Акры, набрав всяких отбросов на улице Мясников, закидала его потрохами и гусиной требухой. Держа курс на Бриндизи, Фридрих затосковал по своему «цветку Сирии»: «С того времени, как я отплыл, я никогда не испытывал такой острой тоски, какую испытал на борту корабля. И теперь я знаю наверное: я умру, если вскорости не вернусь туда».

Тосковал он недолго, не вернулся никогда, но официальным правителем Иерусалима оставался десять лет. Башню Давида и Королевский дворец он передал тевтонским рыцарям и поручил их великому магистру Герману фон Зальца перестроить Цитадель (следы этих работ сохранились доныне) и укрепить ворота Св. Стефана (нынешние Дамасские). Франки восстановили церкви и «вернули себе свои былые владения». Евреям же опять был запрещен вход в город. Лишенный стен Иерусалим был беззащитен: однажды имамы Хеврона и Наблуса привели в город пятнадцатитысячную толпу всякого сброда, и христианам пришлось укрыться в Башне Давида. Акра выслала помощь, мусульманских захватчиков изгнали, и Иерусалим остался христианским[177].