С восьми лет он подвергался унижениям, когда его, словно царственную игрушку, использовали в своих интересах враждующие мамлюкские вожди. Дважды был он возведен на престол и дважды свергнут. Он был младшим сыном раба, ставшего великим султаном, а его старший брат, завоеватель Акры, пал жертвой покушения. И когда 26-летний Насир Мухаммад оказался на престоле в третий раз, он был полон решимости удержаться на вершине власти. Своим личным талисманом он избрал орла, и это как нельзя лучше отражало его стиль: эстетическое великолепие, параноидальная подозрительность хищника и постоянно витающая в воздухе угроза внезапной смерти. Он помогал своим сподвижникам возвыситься и обогатиться — а затем мог без всякого предупреждения задушить, разрубить на части или отравить любого из них. Вообще, казалось, людям он предпочитает лошадей: прихрамывающий, колченогий султан мог проследить родословную каждого из своих 7800 скакунов и не раз платил за коня больше, чем за самого прекрасного юношу-раба. И все что ни делал и чем ни обладал Несравненный — он взял в жены женщину из рода Чингисхана, у него было 25 детей и 1200 наложниц, — всему он старался придать возможно больший блеск. Этот блеск он вернул и Иерусалиму.
В 1317 году он совершил паломничество в Святой город, после чего напомнил своим полководцам, что их святая обязанность — украшать и обустраивать Храмовую гору и улицы окрест нее. При помощи своего лучшего друга Танкыза, наместника Сирии, султан заново укрепил Башню Давида, пристроил к ней пятничную мечеть[183]
для гарнизона, воздвиг на Храмовой горе монументальные колоннады и несколько медресе, покрыл новой кровлей Купол Скалы и мечеть аль-Акса, возвел минарет у Цепных ворот, а также построил Ворота торговцев хлопком и Хлопковый рынок. Все эти сооружения сохранились до наших дней.Насир благосклонно относился к суфийскому пути приближения к Всевышнему и выстроил для своих мистических орденов пять обителей-ханак. В этих новых с иголочки ханаках суфии — танцующие, поющие, впадающие в транс, а иногда даже истязающие себя, лишь бы достичь эмоционального исступления, которое одно и сулило встречу с Богом, — хотя бы отчасти возродили то сакральное волшебство, которое всегда было свойственно Иерусалиму.
Подданные султана усвоили урок: опальных эмиров он отсылает в Иерусалим, где им следует потратить свои неправедно нажитые состояния на возведение обширных архитектурных комплексов, в которые должны входить дворец, медресе и собственный мавзолей строителя. И чем ближе к Храмовой горе будет погребен опальный вельможа, тем раньше он воскреснет в Судный день. Они возводили огромные арочные субструкции, а затем строили здания на этих опорах[184]
. Иные здания просто водружали на кровли более ранних строений, стоявших вокруг Благородного святилища[185].Насир застал Иерусалим — или, по крайней мере, Мусульманский квартал — в руинах, грязи, опутанным паутиной, а оставил его мраморным. И когда Иерусалим посетил великий путешественник и географ Ибн Баттута, он нашел его «большим и прекрасным». Исламские паломники потоками стекались в Аль-Кудс, постепенно поднимаясь из преисподней Геенны в райский сад Купола Скалы, и читали фадаили, в которых говорилось, что «грех, совершенный в Иерусалиме, равноценен тысяче грехов, а доброе деяние — тысяче добрых дел». Тот, кто жил в Иерусалиме, считался воином джихада, а тот, кто умирал здесь, «все равно что умирал на небесах». Мистическое восприятие Иерусалима настолько усилилось, что мусульмане начали совершать круговые обходы вокруг Камня основания, лобызать его и совершать обряд помазывания. Консервативный ученый Ибн Таймийя выступал против Насира и всех этих суфийских суеверий, настаивая, что в Иерусалим, конечно, следует совершить зияру — благочестивое паломничество, однако оно ни в коем случае не равноценно хаджу в Мекку. Султан шесть раз бросал в темницу этого аскетического ревнителя чистоты ислама, но тщетно: спустя несколько столетий идеи Ибн Таймийи вдохновили непримиримых ваххабитов Саудовской Аравии, а потом и современных джихадистов.
Несравненный Орел больше не доверял своим мамлюкам, которые превратились в ленивый правящий класс. Теперь он предпочитал набирать свою личную гвардию из грузинских и черкесских мальчиков-рабов с Кавказа, а они, в свою очередь, повлияли на некоторые решения султана в Иерусалиме: он, в частности, подарил грузинским православным церковь Гроба Господня. Не были забыты и латиняне: в 1333 году султан разрешил королю Роберту Неаполитанскому (и Иерусалимскому) отремонтировать некоторые части храма Гроба, а также отдал ему Сионскую горницу, где король основал францисканский монастырь.