Иерусалим. Биография

В 1860 году мусульмане, разъяренные привилегиями, которые султан выдавал в пользу христиан и иудеев, учинили жестокую резню христиан в Сирии и Ливане. Но это только поспособствовало дальнейшему продвижению Запада: Наполеон III послал для спасения ливанских христиан-маронитов войска, что подогрело интерес французов к территории, не особенно привлекавшей ни Карла Великого, ни крестоносцев, ни короля Франциска в XVI веке. В 1869 году Египет, за которым стояли французы, открыл Суэцкий канал. На торжественной церемонии открытия присутствовали французская императрица Евгения, прусский кронпринц Фридрих и австрийский император Франц Иосиф. Не желая, чтобы его обошли англичане и русские, Фридрих отплыл в Яффо и добрался до Иерусалима. В Святом городе он энергично включился в гонку за обеспечение прусского присутствия, сделав важные покупки: в частности, Фридрих купил основанную крестоносцами церковь Св. Марии Латинской неподалеку от храма Гроба Господня. Фридрих (отец будущего кайзера Вильгельма II) поддержал также напористого археолога Титуса Тоблера, во всеуслышание заявлявшего: «Иерусалим должен быть нашим!» На обратной дороге в Яффо конвой Фридриха чуть не столкнулся с кортежем Франца Иосифа, императора Австрии и номинального короля Иерусалимского, совсем недавно разбитого прусскими войсками в битве при Садове. Кронпринц и император холодно поприветствовали друг друга.

Франц Иосиф галопом мчался в Иерусалим в сопровождении тысячи османских солдат, в числе которых были бедуины с пиками, друзы с винтовками и всадники на верблюдах. А за ними слуги везли огромную серебряную кровать — подарок султана. «Мы спешились, — записал император, — я встал на колени на дороге и поцеловал землю под залпы пушек, паливших с Башни Давида». Он поразился тому, что «все выглядело именно так, как он и представлял себе по слышанным в детстве рассказам и Библии». Австрийцы, как и все европейцы, покупали здания для того, чтобы создать новый христианский город: император лично осмотрел масштабные земляные работы на участке, отведенном под строительство австрийского приюта на Виа Долороза.

«Я никогда не позволю этим безумным христианам чинить дороги, — писал османский великий визирь Фуад-паша, — иначе они превратят Иерусалим в христианский бедлам». Однако сами османы построили-таки новую дорогу Яффо — Иерусалим специально для Франца-Иосифа. Приближение «христианского бедлама» уже невозможно было остановить.

Марк Твен и «нищая деревня»

Молодой археолог капитан Чарльз Уоррен, проезжая Яффские ворота, стал свидетелем казни. Зрелище было ужасное: неумелый палач 16 раз опускал топор на шею жертвы, и каждый раз несчастный издавал крики: «Мне больно!» В конце концов палач просто встал ногами на спину казнимого и перепилил ему позвоночник, словно приносил в жертву овцу.

У Иерусалима того времени было по меньшей мере два лица, и он явно страдал диссоциативным расстройством личности. Ослепительные имперские постройки европейцев, ходивших в пробковых шлемах и красных британских мундирах и поспешно христианизировавших Мусульманский квартал, сосуществовали со старым османским городом, в котором темнокожие суданские стражи охраняли Харам и конвоировали осужденных преступников, чьи головы катились с эшафотов во время публичных казней. Ворота до сих пор запирались с заходом солнца; бедуины сдавали свои копья и мечи, когда входили в город. Треть Иерусалима являла собой пустошь: на фотографии (сделанной, между прочим, лично армянским патриархом) церковь Гроба Господня окружает пустынное пространство — и это в самом сердце Иерусалима! Два этих мира постоянно сталкивались: когда в 1865 году между Иерусалимом и Стамбулом была запущена первая телеграфная линия, арабского всадника, решившего срубить телеграфный столб, арестовали и на этом же столбе повесили.

В марте 1866 года Монтефиоре, уже 81-летний вдовец, прибыл в Иерусалим в шестой раз и… не поверил своим глазам: настолько изменился город. Увидев, что евреи у Западной стены страдают не только от дождя, но и от падающих с Храмовой горы камней, он выхлопотал разрешение установить там навес и попытался выкупить Стену (приумножив число бесконечных и безуспешных попыток евреев стать собственниками этой святыни). Покидая Иерусалим, Монтефиоре ощутил «более сильное волнение, чем когда-либо». Но и эта поездка в Святой город не стала для него последней. В 1875 году, когда ему шел уже 92-й год, Монтефиоре снова вернулся сюда: «Я увидел практически новый Иерусалим, расцветший зданиями, из коих некоторые были такими же прекрасными, как в Европе». Уезжая — на этот раз уже навсегда, — он думал только об одном: «Близится время, когда мы увидим воплощение священных обетований Бога относительно Сиона»[227].