Иерусалим. Биография

В Иерусалиме британские аэропланы бомбили Масличную гору. Адъютант Фалькенхайна полковник Франц фон Папен организовал оборону города и планировал контратаку. Но немцы недооценили Алленби и были застигнуты врасплох, когда он 31 октября 1917 года объявил наступление на Иерусалим.

Ллойд Джордж, Бальфур и Вейцман

Пока Алленби сосредотачивал свои военные ресурсы — 75 тыс. пехотинцев, 17 тыс. кавалеристов и несколько новых танков, — министр иностранных дел Великобритании Артур Бальфур обсуждал новую политику с родившимся и выросшим в России ученым по имени Хаим Вейцман. Его история весьма примечательна. Еврейский иммигрант, свободно чувствовавший себя в коридорах Уайтхолла и запросто заглядывавший в кабинеты самых влиятельных государственных деятелей мира ради романтических бесед о древнем Израиле и Библии, Вейцман сумел добиться того, чтобы Британская империя начала вести политику, которой суждено было не только изменить Иерусалим столь же радикально, как меняли его в былые времена волевые решения Константина или Саладина, но и на многие десятки лет — вплоть до наших дней — предопределить судьбу всего Ближнего Востока.

Впервые Вейцман и Бальфур встретились еще десять лет назад, но тогда было не очень похоже, что их контакты продолжатся. За розовые щеки и ухоженные руки Бальфура за глаза называли Милашка Фанни. Правда, став министром по делам Ирландии, он быстро стяжал себе новое прозвище — Кровавый Бальфур. Бальфур был одновременно и отпрыском английских аристократов, и наследником состоятельных шотландских коммерсантов. Его мать была сестрой одного из викторианских министров — Роберта Сесиля, маркиза Солсбери. В 1878 году Бальфур и его дядя, в ту пору министр иностранных дел, сопровождали Бенджамена Дизраэли на Берлинском конгрессе. А когда в 1902 году он унаследовал титул Солсбери, остряки пустили выражение, быстро ставшее нарицательным: Bob’s your uncle![254] Философ, рифмоплет и заядлый игрок в теннис, он сочетал фатовство и некоторую романтичность, так никогда и не женился и любил повторять: «Ничто не имеет большого значения, и мало что вообще имеет значение!» Дэвид Ллойд Джордж едко заметил однажды, что история запомнит Бальфура «по аромату его надушенного носового платка». Разумеется, запомнился он совершенно другим: Декларацией, которая носит его имя, и своими отношениями с Вейцманом.

Эти двое происходили из совершенно чуждых друг другу миров. Вейцман был сыном торговца лесом из крошечного еврейского штетла под Пинском. Уже в детстве он увлекся идеями сионизма. Уехав из России, Вейцман продолжил учебу и научные занятия в Германии и Швейцарии. А в 30 лет он переехал в Англию и стал преподавать химию в университете Манчестера. Вейцман был одновременно «богемным и аристократичным, патриархальным и сардоническим, полным язвительного остроумия и самоиронии подлинного российского интеллигента». Он был «аристократом от природы, державшимся на равных с королями и премьер-министрами», он сумел завоевать уважение столь разных людей, как Черчилль, полковник Лоуренс и — спустя годы — президент США Гэри Трумэн. Жена Вейцмана Вера, дочь одного из немногих офицеров-евреев в армии Российской империи, считала большинство евреев России плебеями, предпочитала им общество английских дворян и настаивала, чтобы ее «Хаимчик» тоже одевался как эдвардианский джентльмен.

Вейцман, этот ревностный сионист, всем сердцем ненавидевший царскую Россию и презиравший евреев-антисионистов, внешностью напоминал «ухоженного Ленина», и иногда его даже по ошибке принимали за вождя мирового пролетариата. «Блестящий собеседник», он в совершенстве владел английским, хотя и приправленным солью русского акцента, а его «почти женственное обаяние сочеталось с присущей большим кошкам готовностью напасть в любой момент. Добавьте к этому заразительный энтузиазм и прозорливость подлинного пророка!»

Впервые воспитанник Итона и ученик пинского хедера встретились в 1906 году. Беседа Бальфура и Вейцмана была краткой, но незабываемой. «Мне помнится, Бальфур сидел в своей обычной позе, с вытянутыми ногами и с невозмутимым выражением лица». Это был тот самый Бальфур, который в бытность свою премьер-министром в 1903 году предложил сионистам Уганду. Но теперь он уже не был премьером. Вейцман опасался, что вежливый интерес на лице Бальфура был всего лишь маской, и попытался объяснить, почему сионисты не смогли в свое время принять угандийский проект, предложенный Бальфуром: если бы Моисей узнал об этом, сказал Вейцман, «он наверняка еще раз разбил бы Скрижали». Но Бальфур не оценил шутку.

— Господин Бальфур, если бы я предложил вам Париж вместо Лондона, вы согласились бы? — продолжал Вейцман.

— Ну, доктор Вейцман, Лондон-то у нас уже есть, — ответил, помолчав, Бальфур.

— Верно, — возразил Вейцман, — а у нас был Иерусалим! Причем тогда, когда на месте Лондона еще стояли болота.

Бальфур подался вперед:

— И много евреев думают так, как вы?

— Полагаю, что выражаю мнение миллионов евреев, — ответил Вейцман.

Бальфур снова откинулся в кресле: