Иерусалим. Биография

«С детства Т. Э. верил, что рожден вершить великие дела, и всю свою энергию и решимость подчинял этой вере». Работая над диссертацией в Оксфорде, посвященной военной архитектуре крестоносцев, он одновременно упорно тренировался, укрепляя физическую выносливость. Путешествуя по Сирии, он в совершенстве изучил арабский язык, а участвуя в археологических раскопках хеттских городищ в Ираке, познакомился с молодым арабом Дахумом, ставшим его компаньоном и, возможно, главной страстью на всю жизнь. Сексуальная ориентация Лоуренса, как и многие другие факты его биографии, до сих пор остается загадкой. Он высмеивал «комичный репродуктивный процесс», а его друг Рональд Сторрз свидетельствовал: «Он не был женоненавистником, но и бровью бы не повел, если бы ему вдруг сказали, что он никогда больше не увидит ни одной женщины». Будучи в Ираке, Лоуренс задумал написать «приключенческую» книгу об Иерусалиме и еще шести арабских городах. Он решил назвать ее «Семь столпов мудрости», перефразировав известное изречение из Книги притчей Соломоновых. Он никогда ее не написал, но дал это название другой своей книге.

«Невысокий, хорошо сложенный человек с красноватой кожей, типично английским лицом, обветренным в пустыне, и замечательными голубыми глазами», — так описал его позднее один американец. Ростом Лоуренс был примерно 164 см, и Гертруда Белл назвала его «мой пострел». «Мой рассудок был насторожен и молчалив, как дикая кошка», — писал о себе Лоуренс. Чутко реагировавший на малейшие изменения в настроении людей, прекрасный писатель и проницательный наблюдатель, он бывал резок и груб с теми, кто ему не нравился. Лоуренс страдал, как сам признавался, от «страстного желания быть знаменитым» и «от ужаса осознания того, что ему нравится быть известным». Все, что он делал, проистекало из одного «эгоистичного любопытства». Он верил в рыцарство и справедливость и в то же время был искусным интриганом: сам творил о себе миф и поддерживал его, лишь бы быть на виду и на слуху у всех. При этом тщеславие в нем уживалось с мазохизмом: «Мне нравилось то, что было ниже меня, и я шел за удовольствиями и приключениями вниз. Там виделась уверенность в падении, конечная безопасность. Человек может подняться на любую высоту, но всегда существует уровень животного, ниже которого он пасть не может»[250].

И вот теперь в Каире Мак-Магон обратился к этому молодому офицеру, ставшему «движущей силой переговоров с шерифом». Отписывая свои рапорты, Лоуренс всегда ловил себя на мысли о том, что «думает о Саладине и Абу Убайде». Но он разделял убежденность многих английских арабистов в том, что бедуины пустынь непорочны и благородны в отличие от оседлых арабов Палестины. И если Дамаск, Алеппо, Хомс и Хаму он считал истинно арабскими городами Сирии, то Иерусалим Лоуренс таковым не признавал, находя его «убогим, заброшенным» левантийским городом. «Населяющие его люди за редким исключением были безликими служащими отелей, жившими за счет толп туристов. Им были чужды арабские национальные идеалы». Такие места, как Иерусалим или Бейрут, представлялись ему «торгашескими», а Бейрут он вообще называл «воротами Сирии, через которые в страну проникала дешевая или залежалая иностранщина». По мнению Лоуренса, Бейрут «представлял Сирию столь же убедительно, как Сохо — сельские графства вокруг Лондона».

24 октября 1915 года Мак-Магон ответил Хусейну. В его туманно-витиеватом послании, рассчитанном на множество вариантов прочтения и истолкования обеими сторонами, было заявлено, что Британия готова признать независимость арабов к востоку от сирийских городов, указанных Лоуренсом, при условии отказа арабов от территорий к западу от них. Границы предполагаемых государств обозначены не были. И ни Палестина, ни Иерусалим в послании Мак-Магона не фигурировали. Шериф едва ли отказался бы от Иерусалима, а у Великобритании были там собственные интересы. Поэтому неупоминание города было верным способом избежать проблем уже на начальном этапе переговоров. Кроме того, Мак-Магон настаивал также на том, чтобы не принимать в расчет интересы Франции, а ведь Франция тоже притязала на Иерусалим. На деле верховный комиссар планировал формально подчинить Иерусалим марионеточной албанской династии Египта, с тем чтобы Святой город оставался мусульманским, но под контролем британцев.

Великобритания была заинтересована в том, чтобы арабы подняли восстание как можно скорее. Поэтому англичане дали Хусейну требуемые обещания, но постарались дать их в максимально неясной, двусмысленной расплывчатой форме. И тем не менее обещания Мак-Магона всколыхнули надежды и ожидания арабов — как раз перед тем, как Британия и Франция начали тайные переговоры о разделе Османской империи.