Бен-Гурион был выслан, и теперь ему оставалось надеяться лишь на Антанту. Арабов призывали в армию. А из евреев и христиан формировали рабочие батальоны для строительства дорог, и многие из них умерли от недоедания, переутомления или жары. А затем наступил черед болезней, насекомых и голода. «Стаи саранчи были густые, как тучи», — вспоминал Вазиф, высмеивая попытки Джемаля бороться с бедствием: паша приказал всем жителям старше 12 лет собрать и сдать по 3 кг личинок саранчи. Это нелепое распоряжение привело лишь к еще более абсурдной торговле личинками насекомых.
Вазиф с грустью наблюдал, как «голод распространялся по стране», а с ним — «тиф и малярия, унесшие много жизней». К 1918 году численность евреев в Иерусалиме сократилась из-за эпидемий, голода и депортаций до 20 тыс. человек. Но никогда голос Вазифа, его лютня и умение организовать славную вечеринку не ценились так высоко, как в то горестное время.
Джемаль, его чиновники и представители кланов лихорадочно наслаждались радостями жизни, пока все прочие иерусалимляне боролись за выживание в тяжелейших условиях военного времени. Нищета достигла таких пределов, что проститутки на улицах Старого города, многие из которых к тому же остались из-за войны вдовами, предлагали свои услуги всего за два пиастра. В мае 1915 года лишились работы несколько учителей, застигнутых с проститутками в часы школьных занятий. От безысходности женщины даже продавали своих детей. «Старики и старухи», особенно нищие евреи-хасиды из квартала Меа-Шеарим, «пухли от голода. Их лица и тела сплошь покрывали слизь, грязь, коросты и язвы».
Для Вазифа же каждая ночь оборачивалась приключением: «Я приходил домой только затем, чтобы переодеться, и каждую ночь спал в другой постели. Меня совершенно истощили попойки и гулянки. Поутру я завтракаю со знатными семействами Иерусалима, а затем участвую в оргии с головорезами и бандитами в переулках Старого города». В одну из таких ночей Вазиф в составе эскорта из четырех лимузинов, в которых сидели губернатор, его еврейская пассия из Салоник, несколько османских беев и наследники кланов, включая мэра Хусейна Хусейни, укатил на «интернациональный пикник» в католическом монастыре близ Вифлеема: «Это был чудесный день для каждого в столь тяжелое время, когда голод и война заставляют людей страдать. Никто не важничал, все держались просто, пили вино, а дамы были в ту ночь такие красивые, и все они пели как единый хор; так что времени на еду даже не было».
Еврейка, покорившая сердце губернатора, «так обожала арабскую музыку», что Вазиф даже согласился обучить ее игре на лютне. Похоже, он наслаждаляся этой головокружительной чередой оргий, в которых принимали участие «самые красивые еврейки», а иногда и русские девушки, застигнутые войной в Иерусалиме. Однажды квартирмейстер Четвертой армии Раушан-паша «сильно напился, а затем красивые еврейки довели его до безумия».
Вазифу не нужно было работать, поскольку его знатные покровители — сначала Хусейн Хусейни, а позднее Раджиб Нашашиби — всегда находили ему синекуры в городской администрации. Хусейни был главой благотворительного общества Красного Полумесяца. А благотворительность частенько являлась бессовестным прикрытием для мотовства и тщеславия: на благотворительных вечерах «самых привлекательных дам Иерусалима» просили наряжаться в османскую военную форму, которая соблазнительно облегала фигуру и к тому же была украшена красными полумесяцами. Такое зрелище производило неотразимое впечатление на Джемаля. Его собственной дамой сердца была Лея Тененбаум, которую Вазиф считал «одной из самых красивых женщин во всей Палестине». А Сима аль-Магрибийя, еще одна еврейка, владела сердцем гарнизонного командира. Губернатор же находил утешение в объятиях англичанки мисс Кобб.
Иногда и лютнисту Вазифу перепадал лакомый кусок с барского стола. Однажды его с друзьями пригласили на вечеринку в еврейском доме. Там в большом зале они увидели «группу османских офицеров, обхаживавших дам», среди которых была и известная мисс Рэчел. Неожиданно пьяные турки завязали драку и принялись палить из револьверов сначала в люстры, а затем друг в друга. Музыканты в страхе разбежались. Любимую лютню Вазифа разбили вдребезги, но очаровательная мисс Рэчел затолкала его в чулан и показала потайную дверь, через которую он попал в соседний дом. «Она спасла мне жизнь, — вспоминал Вазиф, с явным удовольствием добавляя: — И я провел с ней ночь».
27 апреля 1915 года, в годовщину воцарения султана Мехмета, Джемаль пригласил османских и германских командующих, а также иерусалимскую знать на званый обед в своей ставке — в экспроприированном французском монастыре у Новых ворот. Османских офицеров сопровождали 50 проституток, хотя представители городской знати пожаловали на прием со своими чопорными женами.