20 декабря 1917 года в Иерусалим прибыл Рональд Сторрз, назначенный военным губернатором — «под стать Понтию Пилату», как он выразился. В холле отеля «Фаст» Сторрз сразу наткнулся на своего предшественника — генерала Бортона; тот был в купальном халате: «Иерусалим можно вытерпеть, либо лежа в ванне, либо в постели», — пожаловался Бортон. Сторрз, предпочитавший белые костюмы с яркими бутоньерками, обнаружил Иерусалим «на голодном пайке» и сделал наблюдение, что «евреи, как обычно, мало изменились». Он был по-настоящему окрылен своим назначением в Иерусалим, который для Сторрза стоял «особняком среди городов мира». Хотя, как и многим протестантам, ему претила «театральность» церкви Гроба Господня[264]
, а Храмовую гору он объявил «славной помесью пьяццы Сан-Марко и Большого двора кембриджского Тринити-колледжа», Сторрз чувствовал, что он просто рожден для того, чтобы управлять Иерусалимом: «Быть в силах словом, написанным или произнесенным, исправлять несправедливость, запрещать осквернение святынь, выказывать добрую волю — значит обладать властью аристотелевского „благодетельного деспота“».Сторрз не был типичным колониальным бюрократом. Этот имперский фанфарон и сын викария был образцовым воплощением классического воспитанника Кембриджа с «удивительно космополитичными — для англичанина! — взглядами». Его друг Лоуренс, презиравший многих чиновников, отзывался о Сторрзе очень лестно: «Самый блестящий из англичан на Ближнем Востоке, утонченный, энергичный, хотя значительную часть своей энергии он расходовал на увлечения музыкой и литературой, скульптурой и живописью, на любовь ко всему прекрасному в мире». Лоуренс вспоминает, как его друг обсуждал достоинства Вагнера и Дебюсси на арабском, немецком и французском языках, хотя вообще «известный своей нетерпимостью Сторрз редко снисходил до общения». В Египте его оскорбительные колкости и коварные интриги стяжали ему нелицеприятное прозвище Ориентальный Сторрз — в честь лавки колониальных товаров, известной своими особенно жуликоватыми приказчиками[265]
.Этот нетривиальный военный губернатор приступил к восстановлению обветшавшего и разрушенного Иерусалима с помощью пестрой команды помощников, в числе которых были: «кассир из какого-то рангунского банка, некий актер, а по совместительству — собственный импресарио, два сотрудника компании Томаса Кука, некий торговец картинами, военный инструктор, какой-то клоун, землемер, боцман, плававший по Нигеру, винокур из Глазго, органист, хлопковый брокер из Александрии, архитектор, почтовый служка из Лондона, египетский таксист, пара школьных учителей и миссионер».
Всего через несколько месяцев Сторрз основал благотворительное Проиерусалимское общество. Финансировали его армянский торговец оружием Василий Захарофф и американские миллионеры Эндрю Карнеги и Дж. П. Морган. Целью общества было не допустить, чтобы Иерусалим превратился «в какой-нибудь второсортный Балтимор».
Никто так не восхищался титулами, обычаями и колоритом города, как Сторрз. Он подружился не только с семейством Хусейни[266]
, но и с Вейцманом и даже с Жаботинским, о котором Сторрз говорил, что трудно найти «более галантного офицера и более обаятельного и культурного» человека. Вейцман, в свою очередь, следующим образом описывал Жаботинского: «Он был некрасив, но весьма обаятелен, невысок, убедительно говорил, был щедр, всегда готов помочь… И вместе с тем было в нем что-то театральное, аристократическое, нееврейское, необычное… трудно определимое».Однако Сторрз считал тактику сионистов «кошмаром, который лучше всего описывает турецкая поговорка: „Младенец, который не плачет, не получит молока“». Сионисты вскоре заподозрили, что он им вовсе не симпатизирует.
Многие британцы также презрительно относились к Жаботинскому и другим российским евреям, которые с важным видом расхаживали по Иерусалиму в военных мундирах цвета хаки. Британцы втайне считали Декларацию Бальфура невыполнимой. Один сочувствующий евреям британский генерал передал Вейцману некую книгу — так состоялось первое знакомство сионистского вождя с «Протоколами сионских мудрецов». «Ее можно найти здесь в ранцах многих британских офицеров, и они верят тому, что в ней написано», — сказал генерал Вейцману. В то время «Протоколы» еще не были окончательно признаны подделкой и казались многим очень правдоподобными — это были дни, когда Британия открыто поддерживала сионизм, а в высших эшелонах власти большевистской России, по-видимому, преобладали еврейские комиссары[267]
.