В тот момент все это было еще не ясно, но теперь, оглядываясь назад, можно сказать, что обладание Иерусалимом постепенно преобразило сам дух государства Израиль — государства светского, социалистического и современного; и если у этого государства и была государственная религия, то это была научная иудейская археология — по меньшей мере, в той же степени, что и ортодоксальный иудаизм.
Захват Иерусалима окрылил даже самых светских евреев. Мечта о Сионе была столь древней, она была так глубоко укоренена в песнях, молитвах и легендах; отлучение народа от Стены было столь долгим и таким болезненным, а сияние святости города — столь сильным и убедительным, что даже самые нерелигиозные евреи во всем мире испытали ликование, вернувшее им надежду и религию.
Для религиозных евреев — наследников тех верующих, которые, как мы уже видели, на протяжении тысяч лет ожидали во всех концах обитаемого мира, от Вавилона до Кордовы и Вильны, несомненной мессианской вести, обретение Иерусалима стало таким знаком, моментом освобождения, искупления и исполнения библейских пророчеств, завершением Изгнания и возвращением к вратам и дворам Храма в возрожденном граде Давида. Для израильтян, разделявших концепцию националистического, воинственного сионизма Жаботинского, эта военная победа имела и политическое, и стратегическое значение: она стала поистине богоданным шансом построить Великий Израиль с безопасными границами. И религиозные евреи, и светские сионисты — все они в равной мере были убеждены, что их святая миссия — возродить еврейский Иерусалим и сохранить его навеки. В 1970-е годы множество этих мессиански настроенных максималистов показало себя столь же активными, как и многие израильтяне, которые оставались светскими и либеральными и чьим центром жизни был Тель-Авив, а не Святой город. Однако программа национального искупления воспринималась как неотложное дело Божие, и этот божественный императив вскоре изменил и физиономию, и пульс Иерусалима.
Завоевание Святого города повлияло не только на евреев. Гораздо более многочисленные и влиятельные христианские евангелисты, особенно американские, также испытали это чувство почти апокалиптического экстаза.
Евангелисты верили, что возникли сразу две предпосылки из тех, что необходимы для наступления Судного дня — государство Израиль возрождено, и Иерусалим снова принадлежит евреям. Осталось лишь отстроить Третий Храм и пережить семь лет испытаний, за которыми последует Армагеддон: на Масличной горе явится архангел Михаил, который поразит Антихриста на Храмовой горе. Кульминацией станет обращение или истребление иудеев, Второе пришествие и наступление Тысячелетнего Царства Иисуса Христа.
Победа крошечной еврейской демократии над полчищами арабских деспотических режимов, до зубов вооруженных с помощью СССР, окончательно убедила Соединенные Штаты в том, что Израиль — их совершенно особый друг в самом опасном регионе мира, их союзник в борьбе против коммунистической России, панарабского радикализма в духе Насера и исламского фундаментализма. Но Америку и Израиль роднят не только общие враги. Обе эти страны были основаны на фундаменте свободы: одна из них стала новым Сионом, «сияющим городом на холме», а другая — изначальным, а теперь возрожденным Сионом. Американские евреи и прежде были убежденными сторонниками Израиля, а теперь и американские евангелисты уверовали, что Израиль благословлен Провидением. Социологические опросы неизменно показывают, что свыше 40 процентов американцев уверены, что Второе пришествие рано или поздно совершится именно в Иерусалиме. Пусть даже эта цифра преувеличена, несомненно одно: американские христианские сионисты своим авторитетом поддерживают еврейский Иерусалим, и Израиль благодарен им за это — даже несмотря на то, что роль, отведенная евреям в их сценарии апокалипсиса, весьма трагична.
Израильтяне из Западного Иерусалима, со всего Израиля и со всех концов диаспоры хлынули в Старый город, чтобы прикоснуться к Стене и помолиться у нее. Чувство обладания городом настолько пьянило, что сама мысль о том, что придется вновь когда-нибудь расстаться с ним, казалась невыносимой и непредставимой. И чтобы не допустить подобного, были задействованы поистине огромные ресурсы. Даже прагматичный Бен-Гурион, который из своей отставки советовал Израилю уступить арабам Западный берег и сектор Газа в обмен на мир, никогда и не помышлял о том, чтобы отдать Иерусалим.