И все же одну драму он оценил по достоинству — ту, что разыгрывалась на Храмовой горе, по-прежнему пребывавшей в запустении, чтобы подтвердить пророчества Иисуса Христа. Каждый год девятого числа месяца ава Иероним с восторгом наблюдал, как иудеи вспоминают разрушение Храма: «Даже до сего дня этим вероломным виноградарям, после убийства слуг и, наконец, Сына Божия, запрещено вступать в Иерусалим… Посмотри в годовщину взятия и разрушения римлянами Иерусалима, как сходится этот скорбный народ… Собирается толпа несчастных, и в то время, когда горит на церкви Воскресения Христова орудие Его казни и с Елеонской горы сияет знамя креста, на развалинах Храма своего терзает грудь свою жалкое племя, — жалкое, но не вызывающее сожаления… А воин требует платы, чтобы не мешать им плакать долее». Иероним, бегло владевший еврейским языком, ненавидел евреев, растивших детей такими же «жалкими червями», какими, по его мнению, были они сами, и пришел к выводу, что это причудливое зрелище отрадно тем, что подтверждает победоносную истину Христа: «И кто же усомнился бы, видя это, в дне Великой Скорби и Страдания?»
Крайний трагизм положения, в котором теперь находились иудеи, словно удваивал их любовь к Иерусалиму. Новый обряд был ритуалом в равной степени и священным, и мучительно горьким: «Они приходят молча, и молча идут, они приходят с плачем, и идут с плачем, они приходят из тьмы ночи, и уходят во тьму». И все же надежды иудеев вновь вспыхнули — благодаря новой императрице, явившейся править Иерусалимом.
В изображениях древних историков, обычно склонных к мужскому шовинизму, императрицы, как правило, предстают либо как отвратительные, порочные блудницы, либо как безмятежные святые. Тем более необычными кажутся похвалы, которых была удостоена императрица Евдокия за свою совершенную красоту и артистичную натуру. В 438 году супруга императора Феодосия II приехала в Иерусалим и смягчила законы против иудеев. В то же самое время в город совершал свое очередное паломничество поджигатель синагог, аскет Варсума Низибийский с целой свитой вооруженных монахов.
Евдокия выступала в защиту язычников и иудеев, потому что сама некогда была язычницей. Блестящая дочь афинского софиста, изучавшая риторику и литературу, она приехала в Константинополь, чтобы найти защиту у императора после того, как родные братья оставили ее без наследства. Слабохарактерный Феодосий II полностью находился под влиянием своей набожной и некрасивой сестры Пульхерии. Она представила Евдокию брату, тот сразу без памяти влюбился в нее, и вскоре Евдокия стала супругой императора. Пульхерия определяла государственную политику, и преследования иудеев становились все более ожесточенными: евреям было запрещено служить в армии и занимать публичные должности, они стали гражданами второго сорта. В 425 году Феодосий приказал казнить Гамалиэля VI — последнего патриарха (наси) иудеев, обвинив его в том, что он построил слишком много синагог. Должность наси была упразднена навсегда. Постепенно Евдокия сосредоточивала в своих руках все больше власти, и Феодосий провозгласил ее августой, уравняв в статусе со своей сестрой. В Археологическом музее Стамбула хранится мраморная икона, инкрустированная цветными камнями, на которой черноволосая Евдокия покоряет своим тонким лицом, царственным величием и изящной изысканностью.
Иерусалимские евреи, которым приходилось терпеть все большие притеснения от Константинополя, умоляли Евдокию облегчить им вход в Святой город. Императрица позволила им открыто приходить на Храмовую гору в дни главных иудейских праздников. Это были поистине чудесные вести для евреев, которые провозгласили, что все они «поспешат в Иерусалим на празднество Пасхи, дабы установить свое царство».