Утром 3 июля войско выступило из стана при Сефорисе; граф Триполийский шел впереди с своею дружиною, по правому и левую руку бароны Св. земли, посредине Честный Крест, вверенный избранным мужам, и король Иерусалимский с храбрыми своими рыцарями; братья храмовники и госпитальеры замыкали войско. Христиане шли прямо к Тивериаде, и за три поприща от нее встретили сарацин, когда уже сами начинали томиться зноем и жаждою. Надлежало проникнуть сквозь тесные ущелья, чтобы достигнуть моря Галилейского, и потому граф Триполийский послал сказать королю, чтобы он поспешил пройти лежавшее на пути селение; но сарацины с такою яростью устремились на задние полки христиан, что поколебались храмовники и госпитальеры. Тогда король, не смея идти вперед и не зная, что ему делать, велел ставить шатры; многие слышали даже, как он восклицал: «Здесь все для нас кончено! Мы все погибли и погибло королевство!» С отчаянием в сердце повиновались ему дружины; страшную ночь должно было провести им на этом месте. Сыны Измаила окружили стан народа Божья и зажгли окрест него сухой ковыль; всю ночь томились христиане от пламени и дыма, голода и жажды, под тучею стрел. На рассвете султан выступил из Тивериады в битву с изнуренными; крестоносцы хотели проникнуть сквозь ущелья к озеру Тивериадскому, ибо надеялись, освежаясь водою, успешнее действовать. Уже передовой отряд графа Раймунда направился к высоте Хаттин, иначе называемой горою Блаженства, ибо оттоле проповедал Спаситель о блаженствах евангельских, – ее занимали турки. Пока еще войско строилось к битве, пешие полки, в беспорядке и без прикрытия рыцарей, устремились на высоту Хаттин, оставив в смятении прочие дружины. Король, бароны и епископы послали возвратить их для защиты Честного Креста и хоругвей. «Мы умираем от жажды и не в силах сражаться!» – было их ответом; никакие убеждения не подействовали на непокорных; между тем храмовники и госпитальеры мужественно бились в тылу, без всякого успеха, ибо число врагов беспрестанно умножалось. Одолеваемые сарацинами, они звали к себе на помощь короля; но король, видя, что пешие полки его оставили и что сам он в опасности от стрелков сарацинских, предался на волю Божью и велел опять разбивать стан, чтобы удержать, если можно, напор неприятеля. Воины в беспорядке столпились около Честного Креста; когда граф Триполийский увидел, что рыцари и все войско представляют одну смешанную толпу, от которой сам был отделен тьмою варваров, он проложил себе путь сквозь их полчища к озеру. Ежеминутно новые тысячи сарацин устремлялись на христиан, осыпая их стрелами. Епископ Акры, который нес Честное Древо, получив смертельную рану, вручил священный залог епископу Лидды. Тогда пешие полки, искавшие себе спасения на высоте Хаттина, были в свой черед окружены неприятелем и все взяты в плен или убиты. Балеан, барон Наблуза, и те, которые только могли спастись, прошли по трупам, а не по земле. Все сарацины сбежались к тому месту, где находились Честный Крест и король Иерусалимский. Легче выразиться рыданиями и горькими слезами, нежели высказать в подробности конец сего страшного дня, говорит современная летопись. Честное Древо было взято с епископом Лидды и всеми его защитниками; король и его брат, маркиз Монфератский, достались в плен неприятелю и с ними все храмовники и госпитальеры, которые еще не погибли в битве. Господь уничтожил народ свой, излив на него всю чашу своей ярости. Так рассказывает о сей несчастной битве свидетель ее и боец Карл Корнуольский, родом из Англии, и то же повторяют летописцы арабские: Ибн Алатир и Эмадеддин. «Великий Крест взят был прежде короля, и много неверных около него погибло; они украсили его золотом и драгоценными камнями и почитали первым долгом защищать в битвах, преклоняя колена, когда воздвигалось древо; взятие оного было для них горше, нежели плен их государя. Когда король франков взошел на высоту Хаттина, рыцари, около него бывшие, опрокинули мусульман к подошве холма; омрачилось лицо Саладина, и он схватил себя за бороду, страшными клятвами возбуждая своих воинов; опять взобрались они на вершину и опять устремились на них франки. «Бегут, бегут!» воскликнул стоявший подле Саладина сын его; «Умолкни, – сурово отвечал ему отец, – тогда только будут они совершенно побеждены, когда упадет королевское знамя», и в ту минуту оно упало. Увидя это, султан сошел с коня и, простершись на землю, со слезами благодарил Бога за победу».