Иерусалимские дневники (сборник)

а я и зритель, и актёр,

и сцена этой оперетты.

* * *

Состарившись, мы видимся всё реже,

а свидевшись, безоблачно судачим,

как были хороши и были свежи

те розы у Тургенева на даче.

* * *

Увы, но даже духа воспарения

способны довести до изнурения.

* * *

А славно, зная наперёд,

что ждут людей гробы

и твой вот-вот уже черёд,

под водку есть грибы.

* * *

Сколько б мы, воспаляясь, ни спорили

то изустно, то в текстах несметных —

сокровенные нити истории

недоступны для зрения смертных.

* * *

Верю в точность химических лезвий,

но сегодня почувствовал снова,

что лекарства, сражая болезни,

заодно пришибают больного.

* * *

Я стараюсь отойти при умных спорах,

в них опасная зараза вероятна:

есть умы, от обаяния которых

остаются на душе дурные пятна.

* * *

Когда-то был я вольнодумец,

свободой пылко восхищался,

но стал печальник и угрюмец,

когда с ней близко пообщался.

* * *

Все в мире пьют покоя сок,

не чувствуя беды,

засунув головы в песок

и выставив зады.

* * *

Всё, что вытворяется над нами,

было бы успешливо едва ли,

если бы своими именами

всё, что происходит, называли.

* * *

Всегда жива надежда, что однажды

к нам вылетит божественная птица,

получит по заслугам Каин каждый,

и Авель каждый к жизни возвратится.

* * *

Подпочвенные рокоты и гулы,

сулящие губительные вспышки,

нисколько не влияют на загулы,

целебные для краткой передышки.

* * *

Удачи и шедевры – не объекты

для пламенной мыслительной игры,

охотней полыхают интеллекты

вокруг пустого места и дыры.

* * *

Старанием умелых докторов

от этой лихоманки я оправлюсь

и сделаюсь физически здоров,

а умственно и так себе я нравлюсь.

* * *

Недуг меня уже подпортил малость:

я чувствую, едва сойду с крыльца,

движений унизительную вялость

и слабую приветливость лица.

* * *

Способствуя врачу по мере сил,

в послушном разговоре о диете

про выпивку я просто не спросил,

чтоб, выпивши, не думать о запрете.

* * *

Поэзия – коварная езда,

я сборники порой листаю честно:

порожние грохочут поезда,

куда, зачем, откуда – неизвестно.

* * *

Когда больные пятна запорошены

снежком уже беспамятной зимы,

сны снятся удивительно хорошие

о том, насколько славно жили мы.

* * *

Всё-таки друзья меня достали

и сидят с уверенной ухмылкой:

качеством закалки твёрже стали,

мой характер – воск перед бутылкой.

* * *

Дом, жена, достаток, дети,

а печаль – от малости:

в голове гуляет ветер,

не пристойный старости.

* * *

Как некогда в те годы заключения,

когда в тюрьме стихи писал надменно,

свидетель я иного злоключения,

в котором – и герой одновременно.

* * *

Когда нас косит века вероломство

и время тапки белые обуть,

сильнее в нас надежда на потомство,

которое отыщет лучший путь.

* * *

А что, скажи по сути, делал ты?

Не скромничай, ведь это между нами.

Я смыслы извлекал из пустоты

и бережно окутывал словами.

* * *

Становится тоскливо и ненастно,

и жмутся по углам венцы творения

везде, где торжествует самовластно

конечный результат пищеварения.

* * *

Споры стали нам духа опорой,

даже с Богом мы спорить не трусили,

нету в мире хуйни, над которой

не витали бы наши дискуссии.

* * *

С моим недугом я расстанусь,

одну измену не простив:

меня подвёл двуликий анус,

врага преступно пропустив.

* * *

Чтоб лавры обрести, не суетись,

не сетуй на житейские морозы,

тебе даны стихи, чтобы спастись

в растлительном потоке низкой прозы.

* * *

С меня заботы жизни дружно слезли,

у взгляда сократилась территория,

теперь моя история болезни —

единственная личная история.

* * *

Я облученьем так потрёпан,

что не могу ни встать, ни сесть,

и даже дружеского трёпа

ещё не в силах перенесть.

* * *

Вот на восьмом десятке лет

и пишутся стихи,

поскольку сил у деда нет

на прочие грехи.

* * *

Люблю, чтоб шёл жених к невесте,

люблю чувствительные сказки,

и всей душой мне в каждом тексте

счастливой хочется развязки.

* * *

Когда-то я мчался на полном скаку

и ветры хлестали по мне,

сегодня я с кайфом лежу на боку,

а как надоест – на спине.

* * *

Увижу ли я тех, кого хочу,

на небе, недоступном для живого?

Я преданно смотрю в лицо врачу,

не слыша и не слушая ни слова.

* * *

Чтоб не болтать о муках ада,

к земным я лучше перейду:

врагу – и то желать не надо

мою зубную боль в заду.

* * *

Какое-то заразное влияние

оказывают книги на меня:

медлительное словоизлияние

томит меня потом к исходу дня.

* * *

Дурная боль не сломит лоха,

упрямство клонит к терпежу;

хожу сейчас я крайне плохо;

сижу – едва; но как лежу!

* * *

На заре поют зазря соловьи,

трели ранние во мне безответны,

утром сумеречны чувства мои,

а под сумерки – светлы и рассветны.

* * *

Сколь у нас ни будь ума и чести,

совести, культуры, альтруизма,

тайно покурить в запретном месте —

счастье для живого организма.

* * *

– Послал ему Бог испытание!

– А что с ним? – Почти ничего:

постигло его процветание,

молитесь за душу его.

* * *

Всякой боли ненужные муки

не имеют себе оправданий,

терпят боли пускай только суки,

что брехали о пользе страданий.

* * *

Повысить о чём-нибудь знание —

могу я, хотя и натужно,

когда б не предвидел заранее,

что это ни на хер не нужно.

* * *

Время течёт не беззвучно,

время бурлит и журчит,

внуки докажут научно

факт, что оно не молчит.

* * *

Свалился я под сень моих чертогов,

овеян медицинским попечением,

сейчас уже лечусь я от ожогов,

содеянных заботливым лечением.

* * *