— Ты самый большой плут, каких я когда-либо знал в моей жизни, — сказал, улыбаясь, иезуит. — Хорошо, будь по-твоему, поедем вечером к Анжелике.
Юноша радостно подпрыгнул, потом, сделав серьезную физиономию, сказал:
— Однако, маэстро, эти деньги принадлежат бедным, мы очень грешим, употребляя их на свои удовольствия.
— Нимало! Если бы мы употребили эти деньги на облегчение участи, назначенной бедным свыше, мы поступили бы против воли Провидения, и это был бы грех, но мы ничего подобного не делаем, следовательно, деньги, полученные нами, можем употребить, на что хотим.
— Но все удовольствия, которые нам предстоят, разве не грех?
— Нисколько. Если бы наш визит к Анжелике имел целью насилие над кем-нибудь из Божьих созданий, это был бы грех; но мы не имеем в виду ничего подобного. Мы желаем развлечься потому, что подобные развлечения приятны для жизни, данной нам Господом Богом, и полезны для здоровья. Если на наши души падет греховное пятнышко, то достаточно будет одной капли святой воды для того, чтобы смыть его.
Руководствуясь подобной софистикой, благочестивые последователи Игнатия Лойолы допускали всевозможные преступления, не считая их греховным деянием.
Юноша смотрел на учителя с каким-то обожанием, потом вдруг стал прыгать и кружиться по комнате, напевая песенку, которая несомненно могла оскорбить слух старого графа. Переодевшись в лучшее платье и тщательно завернувшись в широкие плащи, иезуит и его ученик вышли из дворца.
XXV
Вино и женщины
В эпоху, когда знаменитая Диомира блистала среди римских красавиц полусвета, Анжелика занимала второе место, но с тех пор как Диомира, обращенная на путь истинный исповедью кардиналу Перетти, впоследствии папе Сиксту V, сошла со сцены, Анжелика заняла первое место. Скандальная хроника того времени утверждала что красавица пользовалась особым вниманием французского кардинала де Осса; впрочем, куртизанка и другим не отказывала в своем расположении. В ее салоне собирались все именитые князья католической церкви и богатые иностранцы. Каждый из посещавших гостиную львицы полусвета непременно должен был жертвовать известную сумму, независимо от самых тонких дорогих вин и провизии, для устройства веселых ужинов. В царствование сурового папы Сикста подобные ночные оргии, казалось бы, не должны быть допускаемы. Но Сикст V в своем преследовании порока прежде всего был государственным мужем. На некоторые вещи папа вынужден был смотреть сквозь пальцы во избежание большего зла. За несколько лет он не в силах был уничтожить порок, созданный рядом веков.
Так, например, Сикст V приказал бы разогнать собиравшихся у Анжелики, и ее бросили бы в тюрьму, все это не подлежит ни малейшему сомнению, но при дворе этого строгого первосвященника продолжались бы совершаться злодейства и самый чудовищный разврат, перед которыми оргии в доме Анжелики выглядели невинными забавами. Сикст V обладал умом великого государственного мужа и был глубоко убежден в том, что порок прежде всего должен быть уничтожен в самом Ватикане, а потому запрещение сборищ в частных домах есть паллиативная[114] мера, но не радикальная. Преемники Сикста V, за весьма малым исключением, держались совершенно иной системы. Они восставали против зла, совершавшегося явно, и допускали зло скрытое. Такой способ управления оказывал растлевающее влияние на римских граждан; они сделались лицемерными и стремились не к уничтожению порока, а к тому, чтобы скрыть его. Результаты такого анормального положения общества мы знаем из истории.