Ум человеческий содрогается, читая страницу, где описывается, в каком состоянии была римская церковь в прошедшем столетии, когда наказывался не порок, а неумение скрыть его. Именитые синьоры, кардиналы и прелаты тайно предавались чудовищному разврату, соблюдая показное благочестие. Это, по выражению историка, «отвратительное лицемерие» принесло свои плоды. Духовные пастыри-священники путем исповеди, вместо того чтобы обращать на путь истинный заблудших, вносили разврат в семьи граждан. Иезуиты, господство которых было мировым, хотя официально и были уничтожены папой Климентом XIV, заплатившим жизнью за свой геройский подвиг, были рассеяны повсюду и по преимуществу в Ватикане. Последователи сумасшедшего испанского капитана[115] дошли до того, что оправдывали все преступления. Эта теория проводилась устно и печатно. На кафедрах, на исповеди, в школах иезуиты неустанно доказывали, что цель оправдывает средства. Иезуит Мариано в своей знаменитой книге говорил, что каждый верный католик обязан убить своего короля, если король совратился в ересь. Невежественная толпа верила этим бессовестным софистам, и короли французские Генрих III и Генрих IV были убиты. Папа Сикст V не любил иезуитов и должен был терпеть их, как неизбежное зло. Когда ему указывали на оргии, совершавшиеся в доме Анжелики, папа говорил: «Пусть лучше молодежь открыто кутит, чем тайно похищает крестьянских девушек и безнаказанно убивает их мужей и родителей». Вот почему ко всеобщему соблазну всех лицемеров дом куртизанки Анжелики, стоявший в двух шагах от Ватикана и тюрьмы святого Ангела, время от времени служил сборищем для римской аристократии и богатых иностранцев.
Древней архитектуры, мрачный, с толстыми серыми стенами, палаццо Анжелики в этот вечер был ярко освещен. Часу в одиннадцатом ночи стали съезжаться гости. Прежде чем пройти на лестницу, каждый из вновь прибывших предъявлял привратнице письменное приглашение синьоры Анжелики. Около двух часов ночи к дверям палаццо подошли двое синьоров, один лет сорока, с черной вьющейся шевелюрой и подстриженной бородкой, другой юноша лет восемнадцати, оба были роскошно одеты, как богатые дворяне. При виде вошедших синьоров привратница приятно осклабилась и сказала:
— Добро пожаловать, благородные синьоры! Дамы давно ждут вас с нетерпением.
— Также, как и ты, старая ведьма, — рассмеялся юноша, опуская в руку старухи золотую монету.
Привратница приятно улыбнулась и подняла портьеры.
Оба дворянина вошли в узкий коридор, устланный толстым ковром. В конце коридора находилась дверь, в которую старший постучался.
— Войдите! — послышался изнутри женский голос.
Гости отворили дверь и вошли в салон Анжелики. В те годы знаменитая куртизанка имела лет двадцать от роду. Если верить современным поэтам, Анжелика была красавица в полном смысле этого слова. Высокая, стройная, с вьющимися золотистыми кудрями и с ангельской улыбкой на коралловых устах. Впрочем, кроме поэтов, вечно увлекающихся, все современники в один голос утверждают, что куртизанка Анжелика была истинным чудом красоты. По их описанию, ее наружность выражала полную детскую невинность, что именно и привлекало к ней всю знать того времени. Кто мало знал ее, готов быть прозакладывать свою душу, что красавица была олицетворением невинности. Знавшие Анжелику ближе придерживались иного мнения. Вновь явившиеся дворяне, по-видимому, пользовались особым расположением прелестной хозяйки. Она любезно пожала им руки и пригласила сесть недалеко от себя.
— Дорогой граф, — сказала она, обращаясь к старшему, — приглашаю вас быть судьей: ваш племянник, несмотря на то, что я имею честь его знать более двух месяцев, продолжает смущаться и ведет себя, точно он вчера был мне представлен.
— Потому что я каждый раз нахожу вас прелестнее и прелестнее, — отвечал, весь покраснев, юноша, — если бы я мог, я бы постоянно у ваших ног созерцал вашу божественную красоту.
— История кончилась бы тем, что мы оба надоели друг другу до тошноты, — сказала, смеясь, куртизанка. — Вы, граф, конечно, доставите удовольствие поужинать с нами? — прибавила она.
— Разумеется, если вы позволите, — отвечал старший. — Только мне бы хотелось знать, кто еще вами приглашен; знаете, синьора, в моем положении эмигранта необходимо быть осторожным; мой повелитель, польский король, очень богат и всемогущ.
— О, что касается этого, граф Подлевский, то можете быть совершенно покойны, — отвечала, улыбаясь, Анжелика, — лишнего у меня или вообще подозрительного никого не будет. Я пригласила немногих, вы их сейчас увидите, они в других апартаментах.
— Кто же именно, позвольте узнать?
— Синьор Маскари из Лукки, его кузен, лейтенант гвардии тосканского герцога; синьор Карл Гербольт, лейтенант французской гвардии и еще две-три дамы — только и всего.
Вскоре любезная хозяйка пригласила всех пройти в другой салон к ужину.
Мнимый граф Подлевский и его племянник были наши старые знакомые: иезуит Гуерра и его ученик граф Луиджи. Первый особенно хорошо разыгрывал свою роль.