— Что касается Сильвио Кастелани, — продолжал Кассио, — его дело совершенно иное. Прежде всего мы не имеем никакого основания судить его за отцеубийство, у нас нет доказательств, что обвиняемый был сыном каноника; тем не менее его преступление ужасно, закон неумолим к тем, кто осмеливается поднять руку на духовную особу, но тот же закон не допускает осуждения несовершеннолетнего, не забывайте, господа судьи, что Кастелани только восемнадцать лет. Закон не позволяет палачам прикасаться к детям, а потому, — закончил Кассио, — обвиняемый Кастелани должен быть освобожден.
Речь защитника произвела необыкновенное впечатление как на судей, так и на обвиняемых. Палеотто, обращаясь к последним, сказал:
— Прежде чем огласят приговор, не желаете ли прибавить еще что-нибудь в свою защиту?
— Мне ничего не остается прибавить к защите, которая сослалась на истечение срока давности, — отвечал Браччи и снова сел на скамью.
— Я в свою очередь также попрошу господ судей иметь в виду мое несовершеннолетие, — сказал другой подсудимый.
Здесь произошла необыкновенная сцена. Монах, сидевший в углу, сбросил с головы капюшон, и перед судьями и обвиняемыми предстал Сикст V.
— Закон! — вскричал папа. — Вы говорите о законе в то время, когда эти негодяи так нагло нарушили его! На виселицу отцеубийц, на виселицу!
Судьи, опустив головы, молчали. Один только Кассио осмелился возразить:
— Но, святейший отец, — закон должен быть неколебим, неужели справедливый Сикст его нарушит? Это было бы слишком грустно.
— Молчите, Кассио! — сказал папа. — Я хвалю вашу смелость; вы до конца исполнили святую миссию, возложенную на вас. Но, помните, оправдание виновного, хотя бы и на основании закона, еще плачевнее, чем осуждение невинного. Ты, Атилло Браччи, — продолжал папа, обращаясь к феодалу, — три года тому назад, без всякого милосердия, велел прогнать семейство, предки которого жили сто лет на твоей земле, тебя не тронули ни рыдания женщины, ни просьбы ребенка, ни немощность старика…
— Земля — моя собственность, — отвечал феодал, — я имею право прогнать любого из арендаторов.
— С чем тебя и поздравляю, друг мой, — отвечал, иронически улыбаясь, папа, — земля пусть будет твоей собственностью; а мне позволь распорядиться головой отцеубийцы. Жандармы, увести его! — прибавил папа, обращаясь к страже.
— Что же касается тебя, Сильвио Кастелани, — прибавил папа, обращаясь к юноше, — ты, как ядовитая змея, укусил руку, благодетельствовавшую тебя, и за это ты умрешь. Злодеи твоего сорта чересчур опасны; я решил всех их уничтожить, было бы непростительным грехом оставить тебя в живых. Ты молод, можешь убежать с каторги и много ли что еще можешь натворить, а потому ты умрешь! Жандармы, уберите и этого!
— Я не хочу умирать! — вскричал с пеной у рта обвиняемый. — Мне недостает еще три года до совершеннолетия.
— Господа судьи, — обратился папа к Палеотто, — кончайте ваше дело.
— Это совершенно лишнее, святой отец, — с горечью отвечал Палеотто, — если ваше святейшество взяли на себя эту обязанность.
Сикст V понял иронию кардинала Палеотто и ничего не сказал. Вскоре камера уголовного трибунала опустела.
XL
Проблеск света сменяется мраком
Стояла темная, безлунная ночь; по Тибру тихо скользила лодка с четырьмя сильными гребцами, лодка держала курс по направлению к тюрьме Ватикана. Гребцы были одеты в мундиры полицейских. Подъехав к берегу, трое из них вылезли, а четвертый остался караулить лодку. Сделав несколько шагов, они встретились с ночным патрулем.
— Кто идет? — раздался голос начальника.
— Англия! — последовал ответ.
— Доброго пути, товарищи! — пожелал начальник патруля. — Гуляйте в свое удовольствие. Берег тих, как монастырь.
— Посмотрим, что ты запоешь завтра утром, — пробормотал один из троих.
Мнимые полицейские были Малатеста и двое евреев, присланных Барбарой. Все трое отправились к тюрьме, где содержались Зильбер и Гербольт; там они встретили тюремщика Фортунато, который вылез из густой травы, точно из-под земли. От этого места до тюрьмы было еще далеко, но сюда выходило отверстие подкопа к каземату заговорщиков. Ламберто стал прислушиваться.
— Кажется, дело принимает серьезный оборот, — прошептал он.
Едва бандит произнес эту фразу, как послышался крик филина.
— Напротив, все идет хорошо, — отвечал наш старый знакомый Рубек. — За работу!
Они отвалили большой кусок дерна, прикрывавшего отверстие, в которое мог на четвереньках пролезть человек.
— Когда это все вы успели сделать? — удивился Ламберто.
— Мы работали давно, — отвечал Рубек. — Мне посчастливилось найти древнюю пещеру, от которой мы и сделали подкоп под каземат арестованных.
С противоположной стороны подземелья слышались глухие удары. Некоторое время все шло, как нельзя лучше, как вдруг совершенно неожиданно вдали послышались шаги.
— Патруль! — сказал Рубек. — Мы пропали.
— Тише, — отвечал Ламберто, — пойдем прямо по дороге, а потом, когда пройдет патруль, опять вернемся сюда.
— А если они пожелают узнать, что мы здесь делали?