Иезуитский крест Великого Петра

Говаривали, Анна Иоанновна ни за что не хотела подписывать смертного приговора. Два дня возобновлялись довольно бурные сцены между нею и герцогом. Государыня плакала. Бирон повторил угрозу уехать — она уступила.

Волынский, будучи в фаворе у государыни, вздумал удалить герцога от трона.

27 июня 1740 года ему отрубили голову, предварительно отрезав язык и отрубив правую руку.

Еще одно немаловажное событие побуждало разговоры в Петербурге: принцесса Анна Леопольдовна была на сносях.

Ждали наследника.

Петербург в царствование Анны Иоанновны представлял одни противоположности — из великолепного квартала человек вдруг переходил в дикий и сырой лес; рядом с огромными палатами и роскошными садами стояли развалины, деревянные избы или пустыри; но всего поразительнее для маркиза де ла Шетарди было то, что через несколько месяцев он не узнавал этих мест: вдруг исчезали целые ряды деревянных домов и вместо них появлялись дома каменные, хотя еще не оконченные, но уже населенные.

Как-то Зум сказал маркизу:

— Здесь совсем нет общества, и не столько по недостатку людей, сколько по недостатку общительности. Нелегко определить: нужно ли искать причину отсутствия общительности единственно только в характере и нравах нации, еще жестоких и грубых, или этому содействует до некоторой степени и характер правительства. Я склоняюсь к убеждению, что наиболее действует последняя причина.

Немцы, казалось, парализовали волю русских. Тех же, кто выказывал сопротивление, казнили, как Волынского, или же сажали на кол.

Воры рыскали по городу, свершая грабежи и убийства.

Казни становились столь привычным делом, что уже не возбуждали ничьего внимания, и часто заплечные мастера клали кого-нибудь на колесо или отрубали чью-нибудь голову в присутствии двух-трех нищих старушонок да нескольких зевак-мальчишек. В царствование Анны Иоанновны одних знатных и богатых людей было лишено чести, достоинств, имений и жизни и сослано в ссылку более двадцати тысяч человек.

Мудрено ли, что русские ждали перемен, а перемены всегда связывались с наследниками.

1740 года 12 августа в Петербурге произошло событие, имевшее значение для всего государства. В этот день, в начале пятого часа пополудни, племянница императрицы Анны Иоанновны, Анна Леопольдовна, бывшая в замужестве за Антоном-Ульрихом, герцогом Брауншвейг-Люнебургским, разрешилась от бремени сыном, названным при крещении Иоанном. Императрица, любившая племянницу, более всех была обрадована этим событием, оно соответствовало ее желаниям передать скипетр в потомство Анны Леопольдовны, помимо цесаревны Елизаветы Петровны.

Рождение принца Иоанна праздновалось при дворе с особенным торжеством. Празднование продолжалось несколько дней.

В записной книге о придворных торжествах 1740 года под 12-м числом августа читаем: «День рождения Ея Императорского Величества внука, благоверного государя принца Иоанна. По полудни в начале 5-го часу, тогда по данному сигналу имелась поздравительная пальба с обеих крепостей и во время той пальбы знатнейшие и придворные обоего пола съезжались ко двору в покои государыни принцессы с поздравлением».

13 августа «для нынешней всенародной радости», как в Сенате, так и во всех местах, присутствия не было.

Маркиз де ла Шетарди в числе первых принес поздравления государыне и отцу новорожденного.

Анна Иоанновна была в восторге, сама воспринимала младенца от купели, сама пестовала его.

Через два месяца по возвращении из Петергофа государыня почувствовала недомогание, стала жаловаться на бессонницу. Здоровье внезапно начало расстраиваться, слабеть.

В конце сентября у нее явились припадки подагры, потом кровохарканье и сильная боль в почках. Медики замечали при том сильную испарину и не предсказывали ничего хорошего.

В один из дней случилось невероятное, о чем долго будут пересказывать внукам деды и бабушки, слышавшие сами о том от очевидцев. Вот как о том записала графиня А. Д. Блудова:

«Это было во дворце на Фонтанке у Аничкина моста, в покоях митрополита московского. Караул стоял в комнате подле тронной залы; часовой был у открытых дверей. Императрица уже удалилась во внутренние покои, говоря словами гоф-курьерских записок. Все стихло; было уже за полночь, и офицер уселся, чтобы вздремнуть. Вдруг часовой зовет на караул, солдаты вскочили на ноги, офицер вынул шпагу, чтобы отдать честь. Он видит, что императрица Анна Иоанновна ходит по тронной зале взад и вперед, склоня задумчиво голову, закинув назад руки, не обращая внимания ни на кого. Часовой стоит как вкопанный, рука на прикладе, весь взвод стоит в ожидании; но что-то необычайное в лице императрицы, и эта странность ночной прогулки по тронной зале начинает их всех смущать. Офицер, видя, что она решительно не собирается идти дальше залы, и не смея слишком приблизиться к дверям, решается наконец пройти другим ходом в дежурную женскую и спросить, не знают ли намерения императрицы. Тут он встречает Бирона и рапортует ему, что случилось.

— Не может быть, — говорит герцог, — я сейчас от императрицы, она ушла в спальню, ложиться.