Людмила не понимает, чем вызвано его поведение: её начинают бесить его игры в молчанку, а раньше, раздражала его болтовня об эпохе социализма, какое – то время на лавочке они провели молча, на лавочке в размышлении, она пыталась понять: «Что происходит в его голове? Как можно, быть продвинутым человеком, со сметами по строительству колесить по странам Европы и одновременно жить идеологией прошлого века?»
В эту минуту в душе её всё кипело, хотелось встать, вернуться в подземку, уехать от него подальше, впрыгнуть в первый вагон. Словно под хвост попала шлея, но мораль не позволила…, взять и бросить его в таком состоянии. Большим усилием воли она сдержалась, испытывая угрызения совести, оставить его в таком состоянии одного, не знающего толком столицы она не могла. Пришлось переломить на хлёст, желаний – и не рвать с ним, не бросать его; «бесившего, докучавшего, капающего на мозги в переходах станций метро».
Неожиданно Мохаммеда, прервав свой обед молчания, и стал разговаривать, поначалу кратко, односложными фразами.
Пройдя по выложенной камнями просторной площади Екатерининского дворца, немногим вперёд, они спустились по бегущей эскалаторной лестнице в холл. В гардеробной в багряных тонах, сдали пальто, вернулись к длинной сервисной стойке, где они согласились на предложение об экскурсионных услугах. Воспользовавшись предложением, они приступили к осмотру экспонатов дворца с экскурсоводом. Прогуливаясь по залам – Мохаммед шёл впереди, слушая гида, а Людмила следовала на незначительном расстоянии, про себя отмечая сегодняшнее не многолюдье, прежде с Владимиром она бывала в Екатерининском комплексе, ещё до строительства новой ветки подземки к дворцовому комплексу.
Едва улицы осветились неоновым светом, Людмила с Мохаммедом возвращались из Дворцового комплекса обратно к ветке метро на Царицыно.
На обратном пути Мохаммед заговорил, тараторя, не объясняя причин его замкнутого поведения:
– Ты обиделась?
– Напротив…, – посмотрев на поблёскивающий местами не растаявший снег, на голые ветки деревьев, ступая по длинной дорожке, вдыхая аромат хвои кедров, отвечала она, неторопливо беседуя:
– Во время молчания? Нет, даже не думала, моё настроение праздника, что может испортить? – иронизировав, немного с издёвкой, не скрывая смешка: – Лишь то, что завтра закончится праздник, а сегодня…, мне действительно хорошо!
– Ты говоришь мне так, – вглядываясь в лицо, вероятно ища ответы и не понимая, почему она сохраняла спокойствие, – не по причине, не из-него?
Уловив ревнивую нотку в его интонации, Людмила понимает: Мохаммеда переполняет ревность с досадой и это, несмотря на то, что она не утаивала, его возрастную разницу с Сысоевым.
– Нет, Мохаммед но…, ты прав, – сдержанно, излагая самую суть, хотя и хотелось высказаться: «Непонятно кому говорила про московского дядю, а в результате?» Но желания портить себе и ему настроения не имелось, как и погружаться в проблемы. Чувствовалась недосказанность…, это всё мысли, о про слушке, что обнаружила в квартире Сысоева перед этим «бегством» к Мохаммеду: Теперь перестала казаться случайностью или нервозным видением, мимолётная картина в аэропорту, там во время встречи с Мохаммеда в зале прилёта, она заметила две персоны, похожие на Сысоева и его зятя, – но прервав свои размышления, продолжала:
– В каком – то смысле, ты прав…, – подтверждая, закончила мысль, – нужно уехать и забыть этот период с ним, как дурной сон: «Одновременно отнеся эти мысли и к «присутствующему».
Тем временем, Людмила стала расспрашивать своего одноклассника о его жизни в Алжире, прекрасно зная, что из мужчин обожают темы, затрагивающие речь о них, любимых.
По возвращению, на Цветной бульвар, они вошли в восточный ресторан Узбекистан, там сдали в гардеробной одежду. Из вестибюля проследовали в панорамный зал ресторана, где в мягком свете интерьера Мохаммед направился к официанту у бара, завидев его, официант подошёл и проводил пару к столу, вскоре наполнил бокал Людмиле красным вином, приятно звучащая приглушённая музыка располагает к беседе. Со временем прервав разговор, Людмила извинилась, покинула стол, тревожные мысли не оставляли в покое, испытывая потребность пообщаться с сестрой:
– Мне нужно припудрить носик, – с улыбкой сказав, отходя в вестибюль.
В вестибюле, набрала номер сестры на мобильнике.
– Привет, систер, это я! Не отвлекаю?
– Людмила ты как, как дела? Нет, не особенно немного пишу…, а ты?
– Да, вот, мы ужинаем в ресторане с Мохаммедом, ловлю на себе его взгляд и всё, думаю: Наверно, встреча через годы моим однокурсником – как провидение, что дарится свыше.
– Вот, видишь, как ты воспринимаешься, хотя минули годы, мадам… Скорее, чтобы напомнить тебе: что ты забываешь о том, кто ты есть, а не затюканное создание…