If you get me. Книга вторая. Если ты достанешься мне

Она ощущала в себе силу, которая возникла под этим влиянием, магнетизма; притяжением между ними. Внутреннюю магическую связь, которая подобно приближению планет сопутствует притяжению удачи, когда судьба дарит столь редкий шанс, отворив временной коридор; открывая дорогу, когда в движении на пути к цели все обстоятельства вращаются вокруг одной идеи, устремляясь в одну точку. Людмилу переполняли эмоции; ощущая, силу вселенной, энергии, бросающей все цвета Африки; бирюзу, голубизну океана, белёсость песка и жёлтость, красность, розоватость и багряность цветов, черноту и зелень оливков и оранжевость апельсин, энергию, которая стёрла с лица её слёзы и вместе с аистами, что гнездятся семействами в гнёздах, одарив невидимыми взмахами крыльев.

Квантовая энергия, космическая сила, которая была предназначена ей, как буд – то долгие годы дремавшая на луне, где – то на одной из тёмных сторон, не различаемая глазу с земли, в какой – то момент, пробудилась, открыв канал потока вселенской магнетической силы. Когда проникая сквозь сферы космоса, словно перетекая в песочных часах, подобно частицам песка, все сферы жизни, внезапно перевернулись, казалось, фигура бесконечности не изменилась, но вдруг распахнув потаённую подсознанием дверь. Изменяя вектор мыслей, притягивая и поворачивая к её устремлению соратников, в содействии воплощения планов, освещая в пути дорогу, лучами, сердечностью согревая в ощущение путника, обретающего и взлетающего на незримых магических крыльях.

Словно ангел, вселенная вдохновением мысли, из глубины чувств открыла временный коридор, сопутствуя внутренней связи, магическому притяжению планет, соединению Людмилы с Люджейн, открывая путь в древний Магриб, прогулкам в "Удею" – везде, где по дорогам шли мать и дочь.

И ни какая разность религий, ни барьеры разницы взглядов, ни попытки влияние супруга на дочь, словно весь этот напускной блеск, мишура, меркли, сметались силой материнской любви, неоспоримо, бог един, являясь в обличьях библий, коранических книг и религий. Никто и никому не дано прервать всевышним данную связь навечно соединившую кровь.

Глава одиннадцатая

Возвращение

Сумерки последней ночи в череде торжества арабских ночей Рамодана опускались на город, погружая его кварталы и улицы в непроглядную ночь, секунды и солнце утонуло за дальним холмом и череда домов, что возвышалась через дорогу кварталом, на глазах растворялась во мгле.

С мягкого дивана гостинной сквозь прозрачный витраж дверей балкона, она смотрела на мелькание окон, глазами блуждая среди света окон, череды огней, когда одно за другими зажигались окна в домах, со склона мигая, струиясь светом, посвящая в тайную жизнь мусульман.

«Одни и те же символы, но как всё различно, говорят о разных взглядах на вещи или, смотря с какой стороны посмотреть…, то ли, как восторженному туристу заглянув снаружи, а быть может, лучше познать мусульманскую жизнь изнутри?» – созерцая мир за окном, она предавалась раздумью, приходили мысли; про глубокое различие взглядов, культур; серных и южных народностей, западных, юго-восточных, американских индейцев и северо – африканских. И вместе с тем осознавая разницу мировосприятия, приходя к осознанию, через ощущение себя, среди традиций востока, на северо-западе африканского континента. «Казалось бы, от Европы отделяет лишь ширина Гибралтара, пролив в четырнадцать километров, однако существование здесь, вступает в противоречие с духовной природой».

И тут же помыслив о том, «что главным было, увидеть Люджейн и это свершилось…, вероятно, я здесь для осознания, что мои понятия о жизни среди мусульман, мои представления были близки к иллюзиям; с родни к ощущениям праздневства. Словно блуждение среди маскарада марокканских костюмов в звуках сирен и молитв, где реальные формы, выражение лиц скрываются в торжестве Рамодана, воспринимая каждого из этих лиц под маской, тем персонажем, под которой он и принарядился: Когда под образом каждой благочестивой мусульманской одежды, под уникальным узором джелляб, белого, кремового, чёрных цвета или пёстрых кафтанов, купленных в Старой Медине, скрывается какая – то тайна и вероятно, под каждым традиционным убором под феской, красным бурнусом или тарбушем, перевёрнутым в виде горшка?»

В короткое пребывание у Люджейн, она устала от ежедневного молчаливого прессинга, а порой и давления с демонстрацией не желания, находить компромисс: «В будущем, только короткое пребывание, поездка, туристический тур, как непродолжительный отрезок времени», испытывая нетерпимость к человеку по фамилии Фаршадо, говорящей сама за себя.

Все что случилось с ними за последние дни, кординально изменило мышление, не только Люджейн но, увы, настоящее, предстало перед Людмилой другим, не той лучезарной картинкой, что рисовалась перед поездкой в Марокко три недели назад.