— Я не сомневаюсь в этом, — хмыкнул я, вбивая в аппарат пин–код банковской карточки, — Но мне будет приятнее, если ты отработаешь.
В магазине повисла неловкая пауза. Продавщицы уставились на меня, потом перевели взгляд на Ольгу, и снова на меня. В такой милой тишине я взял чек и пакеты, широко улыбнулся не менее милым девушкам, которые застыли за кассой, и развернулся к своей спутнице.
Медуза Горгона нервно закурила в стороне, потому что взгляд, которым одарила меня Ольга, мог не только превратить человека в камень, но ещё и заморозить Экватор.
— Ты — труп, Лазарев, — с рокотом прошептала она.
— Обещания, обещания, — протянул я, поправляя прядку волос, которая упала на её раскрасневшееся лицо, — Пошли, Сладкая. Я уже утомился.
Я обошёл её, оставив наедине с продавщицами, которые наверняка подумали о ней не самым лучшим образом. С улыбкой, растянутой до ушей, я услышал свист, который вырвался из её лёгких, когда она вздохнула; и скрежет каблуков по каменному полу, когда она резко развернулась.
— Я задушу тебя во сне, — прошипела она, как королевская кобра, за моей спиной, — Нет, я лучше буду подсыпать тебе цианид следующие две недели, чтобы твоя рожа стала уродливой, волосы выпали, а зубы раскрошились. Я буду наблюдать, как ты медленно подыхаешь, и с радостью поглумлюсь над твоим телом, когда ты наконец–то…
— Злюка, — сорвалось у меня, и я развернулся, обхватив её за талию свободной рукой.
Оля попыталась вырваться, но я вцепился в неё мёртвой хваткой и улыбнулся ещё шире, если такое вообще было возможно. Она упёрлась левой рукой мне в грудь, не давая приблизиться, но когда это меня останавливало? Наклонившись над ней, я коснулся ртом уголка её губ, и шепнул в её мягкую, пахнущую розами, кожу:
— Ты очень красивая, когда злишься, Сладкая, — чуть отклонившись, я заглянул в её лицо, на котором ещё бушевала ярость, — Тебе нужно нижнее бельё?
— Что? — она хлопнула глазами.
— Бельё нужно? — повторил я с ухмылкой, — Помогу примерить.
Оля прищурилась, продолжая упираться ладошкой в мою грудь. Так мы простояли несколько секунд, пока её рука не переместилась на моё плечо и не погладила мою кожу под коротким рукавом рубашки. Я проследил за её движением, ощущая, как напряжение в паху достигло критической болезненной точки.
— Сама справлюсь, — пробормотала она, продолжая поглаживать мой шрам от пулевого ранения, — Попей пока кофе, я недолго.
Её глаза заволокло задумчивой дымкой, отчего они стали почти серыми. Оля убрала руку, и я отпустил её, ощущая прохладу в тех местах, где меня касалось её хрупкое тело. Молча она отвернулась, и пошла слегка хромающей походкой дальше, а потом свернула в первый отдел нижнего белья. Я же вздохнул, и направился к лифту, чтобы спуститься в кофейню на первом этаже.
Это было плохой идеей.
Я подумала об этом в сотый раз, держа кисточку с чёрным лаком для ногтей в левой руке и прицеливаясь к своему мизинцу на правой ноге.
Это определённо было плохой идеей.
Промазав в очередной раз, я покрасила свои пальцы похожей на смолу жидкостью и вздохнула.
— Игорь! — рявкнула я, вытирая лак с кожи кусочком туалетной бумаги.
Как всегда, наполовину обнажённый Лазарев нарисовался в дверях ванной с широченной улыбкой:
— Да, Сладкая.
— Ногти умеешь красить? — спросила я, убирая кисточку в баночку.
— Не уверен, — он пожал плечами, — А что?
— Я правша, — вздохнув, я махнула на свою ногу и пошевелила пальцами.
Он проследил за моими движениями и приподнял брови.
— Давай, попробую, — Лазарев прошёл мимо меня и опустил крышку унитаза, — Садись.
Он кивнул мне на бортик ванной, а сам опустился на фаянсовый трон со своей привычной грацией. Я протянула ему лак для ногтей и села, вытянув ногу.
— Инструкции? — он пощекотал мою пятку кончиками пальцев.
— Встряхни, — я кивнула на бутылочку, поморщившись, — И крась. Только тонким слоем, иначе сохнуть вечность будет.
Хмыкнув, Игорь закрутил крышку и хорошенько потряс мой новенький бутылек, которых в моей коллекции, наверное, уже целая сотня. Открыв его заново, он поставил его на край раковины и вытащил кисточку.
— Лишнее по стенкам размажь, — уточнила я, видя, как большая жирная капля начала стекать вниз.
Он послушно выполнил моё указание, и взял мою ногу левой рукой, подгибая мне пальцы. Я поддерживала равновесие, держась о края ванной и старалась не морщиться от щекотки, которую вызывали его тёплые руки, ненароком касающиеся меня в чувствительных местах.
— Ты говорила, — нарушил тишину мой педикюрщик, когда приступил ко второй ноге, — Что у тебя какие–то особенные вкусы. Что ты имела в виду? — не поднимая глаз, спросил он.
Я нахмурилась и поёрзала на бортике, думая о том, что ответить на это. Взвесив все «за» и «против», я решила поведать правду:
— Я не могу, когда ко мне прикасаются, — тихо сказала я, пристально разглядывая его сосредоточенное над моими чернеющими ногтями лицо, — Контроль. Мне нужен контроль.
— Из–за Ратмира? — Лазарев по–прежнему не смотрел на меня, и я на секунду подумала, что он… Боится посмотреть? — Он делал тебе больно?