ИГ/РА

Я сам не свой, сам не свой
Я весь как будто должен,
А вообще никто никому
Ничего не должен.
И никто ни о ком
Ничего толком не знает.
Всё вставляет–вставляет

Сладкая прыснула, и я открыл глаза, чтобы посмотреть на неё. Она растянулась в довольной улыбке, её лицо освещал тусклый лунный свет, льющийся из больших окон.

— Я слышала эту песню, — прошептала она, чем несказанно меня удивила, — У меня такая каша в голове, у меня такая каша в животе, у меня такая каша, вообще во мне такая каша…

Мы завыли с ней одновременно, а потом перешли на хохот. Сквозь смех, я продолжал напевать незамысловатые слова:

Я так устал, так устал,
Я весь перегружен,
А вообще никто никому
Ни для чего не нужен,
И никто ни о ком
Ничего толком не знает…

— Оль? — растянувшись на полу, спросил я, — А давай попробуем?

— Что попробуем? — после небольшой паузы, тихо переспросила она.

— Быть вместе, — произнёс я, понизив голос до полушёпота.

Я правда это сказал?

— Я не думаю, что у нас получится, Лазарев, — тем же полушёпотом ответила Оля.

— Почему?

— Потому.

— Почему?

— Потому, — настойчиво повторила она.

— Ну, ответь, — проскулил я.

— Потому, — ответила она.

Я перевернулся набок и уткнулся носом в ямочку на её шее. Прикоснувшись губами к сладкой коже, я снова улыбнулся и положил невесомую руку ей на живот, обхватив за талию.

— Давай просто попробуем, — сонно повторил я, — Вдруг получится, Сладкая.

Затем я провалился в запах её тела, сотканный из роз и морской воды. Впервые за долгие–долгие годы, я уснул с широкой улыбкой на лице.

Глава 11

Где же ты теперь, воля вольная?

С кем же ты сейчас

Ласковый рассвет встречаешь? Ответь.

Хорошо с тобой, да плохо без тебя,

Голову да плечи терпеливые под плеть,

Под плеть.

Солнце мое — взгляни на меня,

Моя ладонь превратилась в кулак,

И если есть порох — дай огня.

Вот так…

Виктор Цой и Кино «Кукушка»

Ольга, 2013

Утро встретило меня ярким солнечным светом, и крепкой рукой бывшего наёмника, обнимающего меня за талию. Я лежала на левом боку, уткнувшись носом в колючую шею. Собственно, я и проснулась от того, что нос зачесался от щетины.

Перевернувшись на спину, я медленно убрала руку Лазарева с себя и села. Голова, как ни странно, была ясной. Встав на ноги, я поплелась на кухню, и как раз, когда я искала новый фильтр для кофеварки в наполовину пустых шкафчиках, входная дверь громко хлопнула.

Выглянув в арку, я вздрогнула. Тимур застыл на пороге и уставился на меня удивлёнными глазами. Я приложила указательный палец к губам, а затем сложила ладони и поднесла их к щеке, показывая, что его дружбан ещё спит.

Видимо, Тимур меня понял, потому что он молча разулся и прошёл на кухню.

— Доброе, — осторожно бросил он, усаживаясь за кухонный остров.

— И тебе. Где у Лазарева фильтры и кофе?

— Угловой шкафчик, — указав рукой направление, Тимур вытащил из кармана перочинный нож.

Я вскинула бровь, наблюдая за его действиями, а потом, не выдержав, спросила:

— Может, тебя на маникюр записать?

Он поднял на меня глаза и отложил свою игрушку в сторону. Потом хмыкнул и кивнул в угол кухни:

— Кофе сделай, хатын.

Я послушно побрела к нужному шкафу и вытащила оттуда коробку с фильтрами и кофе. Заправив кофеварку и включив её, я села на табурет рядом с Тимуром.

— У тебя ключи что ли есть? — я скрестила ноги, и машинально потёрла правое плечо.

— Ага, — тот, не отвлекаясь от своих ногтей, спокойно вещал мне, — Заезжал к соседке Игоря.

— Татьяне? — я невольно ухмыльнулась.

— Да.

— Что интересненького узнал? — в моём голосе послышались ехидные нотки.

— Ничего.

— Печально, — я притворно вздохнула, — А чего у меня не спросили?

— А ты соврёшь, как пить дать, — Тимур вскинул голову и пристально посмотрел на меня.

Я прищурилась, и заняла воинственную позу, сложив руки на груди. Так мы просидели с минуту, пытаясь убить друг друга взглядом, пока кофеварка не пропищала.

Налив кофе, я с грохотом поставила кружку возле него и вернулась на табурет. Свою порцию Тимур выпил всего в два глотка, молча разглядывая то меня, то серую каменную плитку на полу. Затем он медленно поднялся и взял кувшин из кофеварки, водрузив его на остров. Налив себе ещё одну «чашечку», он хмуро спросил:

— Нравлюсь что ли, чего разглядываешь?

— Кто тебя так? — кивнув сначала на его лицо, а затем на правую руку, спросила я.

— Люди, — равнодушно ответил он, — Страшный?

Я покачала головой и выдавила из себя улыбку. Он коротко усмехнулся, и снова наполовину опустошил свою кружку.

— Ты яичницу умеешь делать? — спросил он, барабаня кончиками пальцев по столешнице.