Аль-Каида позиционирует свою борьбу как «оборонительный джихад» (
Сейчас старшее поколение исламистских теоретиков отвернулось от И Г, поражённое его жестокостью. Проработкой идеологии группы занимаются молодые религиозно-политические философы, наиболее влиятельный из которых – 30-летний Турки аль-Бин‘али, бахрейнец из хорошей семьи, ниспровергатель авторитетов и мастер интернет-троллинга. Идеологи и пропагандисты И Г, сами с юности живущие в сети, знают культурные коды и арабской, и западной молодёжи, способны создавать мемы и запускать медиавирусы.
Многие материалы рассчитаны на неарабского реципиента и содержат мессиджи, привлекательные за пределами исламского мира: на вербовочных видео ИГ предстаёт как братство «воинов истины», членом которого может стать каждый, причём внимание реципиента не акцентируется на исламской составляющей. Это образ боевого лагеря победителей, которые приходят устанавливать свои правила, и насилие – неотъемлемая их часть.
В вербовочных роликах присутствуют крупные планы погибших джихадистов, реальные взрывы, перестрелки, казни. Такая подача материала призвана привлечь не религиозных фанатиков, а «солдат удачи», не нашедших себя в мирной жизни. Ещё одна целевая аудитория – подростки, для которых насилие знакомо по компьютерным играм. Так пропагандисты рекрутируют и профессиональных наёмников, и юношей, ищущих жизни экстремальной и полной высокого смысла…»[7]
Логика борьбы подвела руководителей баасистского подполья к совершенно конкретному решению: необходимо брать под свой контроль или предлагать союз этой исключительно перспективной идеологии и использовать ее в своих целях, предоставив идеологам свои организационные и ресурсные возможности в деле достижения конечного результата. Нашелся предмет для торга и соглашения, создались предпосылки для унии, так похожей на союз Ибн-Сауда и Абд Аль-Ваххаба.
Вот здесь и сыграли свою роль особенности выстроенной к этому времени Абу Мусабом аз-Заркави структуры исламистского подполья в Ираке. Во-первых, двухзвенная организационная структура гарантировала, что контроль над штабом исламистов – Шурой – почти автоматически дает возможность взятия под контроль всех сетевых структур, которыми она управляет. Во-вторых, иракские исламисты сами искали возможность сплава исламизма и национализма, так как их не слишком устраивал космополитичный подход идеологии Аль-Кайеды. Интересы сошлись – и появление Хаджи Бакра стало тем спусковым крючком, который запустил всю последующую цепь событий.
Стоит отметить, что до Арабской весны оставались считанные месяцы, но пока к тому моменту обстановка в регионе не давала оснований ожидать, что вот-вот начнутся события, полностью изменяющие его облик. Поэтому записка Хаджи Бакра никак не могла учитывать будущие события, она носила стратегический, концептуальный характер.
Еще один момент, который тоже стоит упомянуть – помимо баасистского подполья и радикальных исламистов в Ираке существовали и другие группировки, не относящиеся к ним, но которых мало устраивала сложившаяся ситуация и внезапный шиитский ренессанс, сломавший существовавшее равновесие. В первую очередь нужно упомянуть суннитские племена, которые крайне настороженно относились к правительству Багдада, однако при этом не принимали и радикальные воззрения исламистов.
Эти группировки проявились в 2004 году во время так называемой «битвы за Фаллуджу», когда оккупанты так и не смогли подавить вспыхнувшее в Фаллудже восстание, которым управляли радикальные исламисты. Американцам удалось договориться с шейхами племен, направивших в Фаллуджу созданное ополчение «Ас-Сахва». Оно и урегулировало проблему, выбив и выдавив исламистов из города. Однако не нужно полагать, что «Ас-Сахва» стала союзником оккупантов и багдадского правительства – по сути, оно сохраняло нейтралитет по отношению к ним на условиях автономного права не допускать на свою территорию радикалов.
«Ас-Сахва» вела жестокие бои с исламистами вплоть до середины 2014 года. Еще весной 2014 приходили сообщения о столкновениях, взаимных захватах пленных и жестоких расправах над ними.