Анна старалась дома не играть на пианино так, как играла в школе при Аттисе. Девочка заставляла пальцы двигаться правильно и мягко, выстраивая ноты в идеальную линию. Тетя сидела рядом и наблюдала за ее игрой. Стук метронома, сопровождавший Анну дома, с каждым разом раздражал девочку все сильнее: тик-так, тик-так…
Почему Эффи с Аттисом не удалось узнать практически ничего о Яге? Но Эффи хотя бы попыталась ей помочь, в то время как Аттис… Анна не верила в его помощь с розысками злой колдуньи, что бы он ни говорил. Девочка понятия не имела, почему Аттис так противится ее встрече с Бабановой. Иногда она совсем его не понимала.
– Не сбивайся с ритма.
Анна вновь сосредоточилась на мерном стуке метронома, стараясь думать исключительно о мелодии, которую играла. Но ее мысли вновь унеслись в сторону – она стала вспоминать музыку, которую играла для Аттиса, такую энергичную и свободную. Анна незаметно улыбнулась, сравнивая игру Аттиса на бонго с метрономом. Ее разум начал блуждать и теряться в нежных звуках музыки; тетин голос и тиканье метронома стихли. Внезапно внутри девочки родилось какое-то чувство, которое она не могла ухватить и осознать, но музыка овладела им, мелодия смягчилась, ноты слились друг с другом, а затем ускорились, как сердцебиение, осветив темные уголки ее разума и вызвав румянец на щеках…
И вдруг острая боль пронзила палец Анны, оборвав мелодию. По белой клавише пианино потекла струйка крови. Анна поднесла палец к лицу – с его кончика капала кровь. Во время игры в него глубоко вонзился шип. Девочка недоверчиво посмотрела на тетю.
– Любопытно, что именно метроном тикал в такт с тобой, а не ты играла в такт с ним. – Тетя не обратила никакого внимания на кровь из пальца Анны; девочка почувствовала, как у нее свело живот: она не заметила, что подстроила метроном под себя. – Ты была так увлечена своей мелодией. Красотой песни… красотой музыки, ее магией. Я прежде не слышала, чтобы ты так играла. – Анна пыталась подобрать слова, но тетя не стала дожидаться ее ответа и продолжила: – Судя по всему, и розы тоже. – Тетя кивнула на розовый куст, стоявший на крышке пианино.
Все его бутоны были плотно закрыты, за исключением одного – цветок был красным, как кровь из пальца Анны. Девочка в ужасе уставилась на распустившийся бутон. Она прожила с этими розами всю свою жизнь, и ни одна из них так и не зацвела. Распустившаяся роза была такой красивой: глубокий, манящий красный цвет, сложенные бесконечными вопросами лепестки, темная от перешептываний сердцевина.
– Наузники навестят нас на пасхальных каникулах, – сообщила тетя. Анна оторвала взгляд от розы, пытаясь осознать сказанное. Слова тети привели ее в ужас. – Они хотят проверить твой прогресс. По-прежнему ли ты держишь свою магию под контролем. Мне будет крайне неловко, если они заметят, что ты ее не контролируешь. Совсем.
– Я контролирую. Я… – Анна вспомнила о цветущем посреди зимы садике, о семи кругах в ряби на телефонах, о слухах, которые они запустили.
– Магии не стоит доверять. – Тетя дотронулась до распустившегося цветка. – Выглядит красиво, не правда ли? Пахнет первыми ростками любви… Но все это время цветок обвивает своими шипами твое сердце, и прежде чем ты поймешь, что происходит… Ну, ты в курсе, как умерла твоя мать. В новостях то и дело упоминается магия. Наузники обеспокоены. Я не хочу, чтобы они переживали еще и насчет тебя, это понятно? – Тетя завязала в воздухе узел, и роза беззвучно закрылась.
Анна уже готова была рассказать тете о проклятой метке. Слова вертелись на кончике ее языка, но в итоге девочка сдержалась и промолчала. Тетя вряд ли бы разделила ее беспокойство – она бы поняла, что Анна занималась колдовством, разозлилась, и, вероятно, девочка не отделалась бы маленькой лужицей крови на клавише пианино.
К удивлению Анны, тетя не стала ее наказывать, а без дальнейших объяснений отправила в свою комнату. Лежа в постели, девочка размышляла о предстоящем визите наузников и теребила в руках науз, по очереди нащупывая каждый из его шести узлов – прочных, тугих и надежных.