Игла и нить

Молодой человек тут же перестал смеяться. Под зорким взглядом Яги невозможно было пошевелиться – ее глаза были похожи на темные пещеры, глубокие колодцы; они были черными, как крыло ворона. Ее лицо было похоже на зыбучие пески: вот оно кривится в неприятном смехе, а уже в следующую секунду словно вцепляется в тебя, сварливое и презрительное, испещренное морщинами. Анна не могла бы назвать точный возраст старушки, – возможно, он насчитывал сотни и сотни лет.

– Уважаемая Яга, – мягко начала девочка, – раз вы прочли мое письмо, думаю, вы знаете, что я хотела бы расспросить вас о моей маме, Мари Эверделл… и ее смерти.

– Прошлого не вернуть. Ура! – воскликнула Яга, и в этот момент официантка поставила перед ней миску с хрустящими колечками. – Вот она, жизнь. Ты только посмотри на них. – Старушка поднесла к глазам одно из колечек. – Каждое из них – маленький зародыш бытия. – С этими словами она положила колечко в рот и принялась посасывать его.

Однако Анна не собиралась так просто сдаваться.

– Я много колдую в последнее время, и мне кажется, что с моей магией что-то не так. То и дело появляется метка…

Яга внезапно подалась вперед и обнюхала Анну:

– ОГО! ДА ТУТ ПАХНЕТ ПРОКЛЯТИЕМ! – Старушка взяла в руку ложку и стукнула ею по столу. – ПРОКЛЯТА ОНА. ПРОКЛЯТА. Наступила на горло собственной песне. – Она схватилась за горло, при этом ее взгляд был устремлен куда-то вдаль. – Вот почему твоя мать пришла ко мне. Она спрашивала о проклятии. Прямо как ты. Умоляла меня. Была так напугана. ЧТО НАСТУПИЛА НА ГОРЛО СОБСТВЕННОЙ ПЕСНЕ.

Анна видела лишь оскал старушки, слышала только ее голос. Это правда. Я проклята…

– Анна, пошли отсюда. – (Слова Аттиса вывели Анну из оцепенения.) – Она просто чокнутая.

Яга тем временем принялась напевать:

– Джек, будь ловким,
Джек, будь быстрым,
Через свечку Перепрыгни[39]

.

Хрустящие колечки соскальзывали с тонких губ старушки, по краям поросших редкими волосками.

– Почему бы тебе не затащить ее, – она кивнула на Эффи, – в какой-нибудь проулок и не пощупать за всякие места? Ведь ты этого так хочешь! Не правда ли?

Аттис зарычал, а затем кинулся к Эффи, притянул ее к себе и поцеловал – так страстно! – словно их губы только и ждали что этих поцелуев… Аттис начал срывать с Эффи рубашку.

– Я никуда не пойду, – сказала Эффи.

Анна моргнула и поняла, что Аттис – бледный как полотно – по-прежнему сидит рядом с ней.

– О нет, Эффи Фоукс, еще как пойдешь, но не найдешь там ничего хорошего. Страх движет всеми вами даже сейчас. Я вижу его внутри вас – он тикает как сумасшедший. Будет ли он, – старушка кивнула на Аттиса, – всегда рядом с тобой, Эффи Фоукс? Или будет рядом с кем-то другим? – Яга улыбнулась мрачной улыбкой.

– Просто расскажите нам все, что вам известно. Если только вам известно хоть что-нибудь. – Эффи вызывающе выпятила подбородок, а затем, выпучив глаза, открыла рот.

Что ты ей показываешь?

– Хо, а ты не так уж и глупа. Твой умишко так же остр и светел, как зеркало! – Яга снова посмотрела на Анну.

– Так вы что-то знаете? – Девочка цеплялась за свои вопросы, как за спасательные круги в бушующем море, разливающемся все сильнее. – О проклятии? Пожалуйста, не молчите!

– Проклятие. Не пустое слово, правда? Оно бесконечно, глубоко, как сама земля. Крошечная тюрьма. Я в курсе всех проклятий, Эверделл. Я знаю, когда именно было наложено каждое из них. Я вижу их даже сейчас – они заливают этот мир черным дождем, увлажняя почву для наших кошмаров.

– Все это не имеет никакого смысла, Анна, – с громким вздохом сказал Аттис.

– Это ты не имеешь никакого смысла. Твое существование не имеет никакого смысла, – зарычала на него старушка. – Но ты ведь уже знаешь это, не так ли? – Ее губы расплылись в ужасной, полной жалости улыбке.

Аттис посмотрел на свои руки.

– Отсчитай мне сдачу! – рявкнула Яга на Анну. Затем она достала откуда-то маленькую сумочку и высыпала ее содержимое на стол: по нему заплясали медные и серебряные монетки. – Маленькими столбиками, пожалуйста, маленькими столбиками. Стройными, как оловянные солдатики.

– Говорят, вы знакомы с Семеркой, – сказала Эффи.

Анна же тем временем начала складывать монеты в столбики. Большинство было девочке незнакомо – ей определенно встретилось несколько шиллингов, но прочие монеты были, скорее всего, иностранными.

– Люди много болтают, – ответила старушка и вновь принялась напевать:

– Чем больше она молчала,
Тем больше она замечала,
Чем больше она замечала,
Тем дольше она молчала.
Так, может быть, стоит и нам поучиться
У этой неглупой и опытной птицы?[40]

– Они мертвы? Но они ведь вернутся, да? – продолжала настаивать Эффи.