Ignoto Deo

Итак, проведенный нами социокультурный анализ новой религиозности позволил выделить как основные особенности этого феномена, так и его роль и место в культурной и общественной жизни. Глобальная экспансия новой религиозности (в формах оккультизма, магии, мистицизма, паранаучных верований, нетрадиционных методов лечения и т.п.) - это одна из наиболее значимых современных тенденций, имеющая место и в России. На общем фоне "религиозной энтропии" (или "торжества неопределенности") социальная значимость организованных новых религиозных движений уменьшается. Для новой религиозности характерны синкретизм и эклектизм вероучения, социальный конформизм, индивидуализм и плюрализм, что объясняется ее возникновением и существованием в общем контексте полистилистической (постмодернистской) культуры. Наиболее ярко "постмодернистский" характер новой религиозности проявляется в мировоззрении "New Age", хотя в нем и сохраняются некоторые черты эпохи модерна (но на то наше время и переходное). Движение "New Age" существует в многочисленных локальных версиях, одну из которых - российское неоязычество - мы также рассмотрели.

Как мы уже неоднократно говорили, феномен новой религиозности намного шире институциональных религий и новых религиозных движений. Поэтому представляет интерес рассмотреть взаимосвязь новой религиозности с современной массовой культурой и искусством, что мы и постараемся сделать в следующих разделах.

3. Новая религиозность в массовой культуре

3.1. Особенности современной массовой культуры

Согласно широко распространенному мнению, массовая культура, в основных своих чертах сформировавшаяся к рубежу XIX-ХХ вв., является безусловно негативным феноменом, а потому ее упрекают в деспотизме и тоталитаризме, манипулировании индивидами и деперсонализации, агрессивности, навязывании инфантильных моделей поведения, низком художественном уровне массового искусства и т.д.[333] Например, Х. Ортега-и-Гассет категорично заявляет, что "масса - это посредственность", это "всякий и каждый, кто ни в добре, ни в зле не мерит себя особой мерой, а ощущает таким же, "как и все", и не только не удручен, но доволен собственной неотличимостью", и т.д.[334] При таком понимании, массовая культура обычно противопоставляется элитарной или народной культурам, которым приписываются все лучшие качества.

Но, с другой стороны, элитарная культура по определению (как "отборная", "лучшая") всегда вторична по отношению к культуре большинства, а потому нуждается в ней. По мнению Н.А. Хренова, элиту можно рассматривать как "социальную группу, вызывающую к жизни особую субкультуру, отличную от уже существующих в обществе культурных систем… Элита создает культурные ценности, расходящиеся с существующей культурой и обращенные в завтрашний день, в будущее культуры"[335]. Поэтому нельзя говорить, что массовая культура лишь "паразитирует" на "высокой" элитарной культуре, или представляет собой ее упрощенную версию, профанируя ее достижения (хотя отчасти это так). На наш взгляд, главное здесь то, что элитарная культура обретает себя, отталкиваясь от общепринятых, "массовых" ценностей и норм.

По словам И.В. Кондакова, "теоретики элитарной культуры — Платон и Августин, Шопенгауэр и Ницше, Вл. Соловьев и Леонтьев, Бердяев и А. Белый, Ортега-и-Гассет и Беньямин, Гуссерль и Хайдеггер, Мангейм и Эллюль — различно варьировали тезис о враждебности демократизации и омассовления культуры ее качественному уровню, ее содержательности и формальному совершенству, творческому поиску и интеллектуальной, эстетической, религиозной и иной новизне, о неизбежно сопровождающей массовую культуру шаблонности и тривиальности (идей, образов, теорий, сюжетов), бездуховности, об ущемлении творческой личности и подавлении ее свободы в условиях массового общества и механического тиражирования духовных ценностей, расширения индустриального производства культуры"[336]. Эти обвинения в адрес массовой культуры в чем-то небеспочвенны, но представляются нам весьма упрощенными, особенно в ракурсе общей истории культуры.