Иголка в стоге сена

Оглушенный казак неуклюже повалился на спину, и его роскошный темно-рыжий чупер, видимо, послуживший причиной прозвища, упал ему на глаза, тут же слипшись от брызнувшей из разбитого носа крови.

Видя, что стало с его товарищем, рослый Тур обнажил саблю и ринулся на Бутурлина сбоку, но Газда заступил ему дорогу, положив руку на свой сабельный крыж.

— Как это понимать, брат? — изумленно произнес, старый казак, — ты что же, поднимешь руку, на своих?

— Остынь, горячая голова! — урезонил товарища Газда. — Ты что, на старости лет решился вступаться за насильника? Чуприна получил по заслугам, считай даже, что урок был для него слишком мягок. Тебе же, с твоими сединами, следует быть мудрее и не потворствовать кривде!

— Стало быть, моих сестер жолнежам можно было бесчестить, а мне панянку и пальцем трогать нельзя? — простонал, приходя в себя, Чуприна. — С каких это пор, брат Газда, ты на сторону панов перешел?

— Дурак ты, Чуприна, — с незлобивой досадой вздохнул Газда, помогая незадачливому фехтовальщику встать на ноги, — после того, как ляхи сожгли твой дом и перебили родню, все, что у тебя осталось, — это казацкая честь, а ты и ее лишиться хочешь.

Чем будешь лучше жолнежей, если сам насиловать станешь да невинные души губить? В поле кроши польских латников сколько душе угодно, а девиц да сирот не тронь! Поднимешь на них меч — сам станешь мразью, ни себе, ни роду своему погибшему чести не приобретешь!

— Опусти и ты саблю, московит! — крикнул он Бутурлину. — Доказал уже, что можешь за себя постоять, больше тебя здесь никто не тронет!

Дмитрий нехотя вложил саблю в ножны и отступил вглубь пещеры, заграждая хозяевам схрона подступы к перепуганной княжне. Хотя сам Газда вел себя, как человек чести, его спутники не вызывали у московита доверия.

От них, можно было ждать чего угодно, и молодой боярин прикидывал в мыслях, что станет делать, если Чуприна и Тур не послушаются увещеваний побратима.

Чуприна особой опасности для него не представлял, но длиннорукий, жилистый Тур с ухватками умелого рубаки мог стоить двоих врагов.

— Пожалуй, мы, и впрямь, здесь засиделись, — сухо обронил Дмитрий, мысленно готовясь с боем прорываться к выходу из пещеры, — спасибо, православные, за хлеб-соль да за ночлег. Если суждено будет когда-нибудь свидеться, возблагодарю вас за ваше доброе…

— Да погоди ты, боярин, — неожиданно мягко произнес Газда, — никто вас с панянкой из схрона не гонит, не изверги мы какие…

…Да и о деле мы с тобой не договорили. Ты ведь в Самбор хочешь попасть, не так ли?

— А ты готов нам пособить? — Бутурлин пристально вгляделся в хозяина схрона, силясь понять, искренне ли он предлагает помощь или хитрит, пытаясь усыпить его бдительность.

— Отчего бы не помочь добрым людям? — пожал плечами казак, — Господь велел помогать попавшим в беду. Только и ты, боярин, прояви благодарность и помоги нашей братии дойти до мест, где нам не страшна будет польская веревка!

— Что ж, я готов проводить вас до границ Московии, — согласился Дмитрий, — но я не уверен, что это случится скоро.

Забрать вас с собой я смогу лишь на обратном пути, а когда я в него выступлю, один Господь ведает. Дела могут задержать меня в Самборе.

Во-первых, мне придется давать показания против душегуба Волкича, а на это уйдет немало времени. Во-вторых, неизвестно, как отнесется к моим словам Воевода.

Дело нешуточное, и до полного выяснения правды он меня домой не отпустит. Или отправит под стражей в Краков, свидетельствовать перед самим Королем или, не поверив ни одному моему слову, решит заточить в темнице…

…Такое тоже может статься, — произнес он, заметив изумление в глазах княжны, — так что, мне трудно обещать что-то загодя…

…Но даже если все пройдет благополучно, где и как я смогу вас найти? Места сии мне незнакомы, если стражники Воеводы не смогли за год отыскать ваше убежище, то я тем более не смогу…

— Об этом не тревожься! — перебил его Газда. — Я сам тебя найду, боярин. На краю леса есть немало мест, где можно схорониться. В одном из них я и буду тебя поджидать каждый день до полудня.

Уж я не прогляжу миг, когда ты будешь выезжать из острога, и сам выйду к тебе навстречу! У меня в лесу много дел: дичь какую-либо подстрелить, капканы да силки проверить, так что, особых неудобств ожидание мне не доставит!

— Ладно, коли так, — кивнул Бутурлин, — но это еще не все. Мимо московской стражи я вас проведу, а вот с польской стражей сладить будет труднее.

Ни видом, ни повадкой вы не похожи на мирных поселян. Одних ваших чубов достаточно, чтобы жолнежи признали в вас бунтовщиков, заслуживающих казни.

Надежда на то, что нам удастся избежать встречи с ними, невелика. После того, что случилось минувшей ночью, Воевода утроит конные разъезды на границе с Московией. Вздумаете силой пробиться на волю — себя погубите и мне навредите…

— Выходит, дорога в Московию нам заказана? — мрачно сдвинул брови к переносице Газда.

— В вашем нынешнем положении — да. Но у меня есть одна задумка: добыть для вас у Воеводы охранную грамоту.