Иголка в стоге сена

Хуже греха невозможно было представить, и Дмитрий ощутил жгучий стыд. «Нет, рая я не достоин! Если бы только Господь вернул меня назад, в то самое мгновение, когда я встретил на литовской границе отряд Крушевича, я бы не дал случиться злу! Услышь меня, Господи, помоги исправить оплошность!»

Поток света, в коем он двигался, стал шире, оттесняя в стороны тьму. На Дмитрия повеяло теплом, ароматом пробуждающейся от зимнего сна земли. В луче света он увидел Отца Алексия.

В своих сияющих ризах старик был величествен и светел, как в тот раз, когда Дмитрий в горячечном бреду чудесным образом получил от него спасение. Но теперь в глазах его читались лишь скорбь и сожаление, словно воспитанник не оправдал его надежд. Дмитрию было трудно вынести его взгляд, и он опустил глаза долу.

— Я не смог, Отче, спасти тех, кто мне верил.

— Я знаю. Ты сделал все, что было в твоих силах?

— Нет, Отче. Я мог бы сделать больше. Мог, но не сумел. Это мой грех. Погибнут не только Князь с дочерью и посольские люди. Рухнет мир, так дорого стоивший Унии и Москве.

Я знаю, зачем Крушевичу понадобилось заманивать меня вместе с Князем на заставу. Он представит дело так, будто мои люди напали на свиту посла во время пира и перебили ее, в то время как его подоспевшая дружина изрубила их самих.

Злодей хочет поссорить Унию с Москвой, и если ему не помешать, он своего добьется. Уния не простит Москве гибель Корибута и пойдет на нас войной…

— Скажи, если бы Господь тебя воскресил, ты бы смог помешать, злодею? Смог бы остановить войну?

— Не знаю, Отче… — Дмитрий не осмелился что-либо самоуверенно утверждать перед лицом своего наставника. — Но я бы сделал все возможное, чтобы замыслы врага провалились!

По губам старца пробежала едва заметная улыбка, суровость унеслась из его потеплевших глаз.

— Я рад, что не ошибся в тебе, Дмитрий, — произнес старец, обнимая за плечи своего ученика, — не всякий, стоящий на пороге Рая Господнего, способен отказаться от него во имя блага Отечества. Ступай же в Мир и будь достоин своего выбора!

Прежде чем Дмитрий успел поблагодарить старца или хотя бы проститься с ним, его окутал теплый сияющий вихрь и унес прочь, в неведомые дали.

Он вновь летел сквозь тьму, кишащую демонами, но Дмитрий больше не испытывал страха перед ними. Как когда-то в детстве, он всплывал из темного омута небытия, чтобы закончить незавершенное дело, и никто не смог бы ему в этом помешать.

Глава 5

Сознание возвращалось к Дмитрию мучительно медленно. Первое, что он ощутил, придя в себя, это жгучую боль в виске. Голова его покоилась в огромной, липкой луже крови. Она уже начинала застывать, но тошнотворный сладковатый запах еще кружил в воздухе, мутя боярину едва забрезживший рассудок.

Боярин лежал на полу, придавленный чьим-то тяжелым телом, два других трупа покоились по бокам от него, загораживая обзор. Прямо перед глазами маячила чья-то мертвая рука с навеки застывшими скрюченными пальцами.

Дмитрий напряг свои, с удивлением обнаружив, что они по-прежнему сжимают сабельный крыж. Даже теряя сознание, он не выпустил оружия. Что ж, теперь это будет как нельзя кстати…

…Вот он, крепыш, умудрившийся заехать Дмитрию саблей в висок, — лежит рядом обезглавленный. Успел-таки достать его мечом Корибут, не дал прикончить своего провожатого. Если бы не успел — лежать бы нынче Дмитрию с расколотой головой…

…Что же делать дальше? Гнусная слабость во всем теле, а голова гудит, словно набатный колокол. Собрать бы мысли воедино, но пока не выходит… Голос поблизости, нет, два голоса о чем-то говорят…

…Узнать бы, о чем, но звон в ушах заглушает все звуки… «Господи, помоги, выручи еще раз! К чему было возвращать жизнь, если не могу ни двигаться, ни слышать?»

Дмитрий стиснул зубы так, что заболели скулы. Слабость немного отступила, затихли в ушах колокольные звоны. Оставаясь неподвижным, как труп, среди мертвых тел, боярин обратился в слух.

— Все вышло как нельзя лучше, господин, — словно сквозь ватную пелену донесся до Дмитрия развязный голос, Крушевича, — многие из сих пьянчуг даже сабли обнажить не успели. Мои молодцы вспороли им животы, точно мешки с соломой, а они лишь глаза пучили да бормотали что-то бессвязно!

— Это хорошо, что за мечи взяться не успели, — долетел до притаившегося московита другой голос, сухой и незнакомый, — и твоим людям работы меньше, и дело проще представить так, будто московиты напали на поляков.

Но клинки должны оставаться в ножнах лишь у княжьей свиты. У московитов же, даже тех, кого вы застали врасплох, пусть они будут обнажены и запятнаны кровью. Тогда у Самборского Воеводы не останется сомнений в том, кто начал резню.

— Как скажешь, господин, мои люди выполнят все в точности!

— И еще, все они должны свидетельствовать одно и то же. Даже малое расхождение в их словах способно вызвать подозрение у Воеводы!

Разговаривали оба негодяя по-русски, причем, выговор Крушевича выдавал в нем московита. А вот его собеседник славянином не был.