Игольное ушко

Люси просыпалась медленно. Постепенно и вяло выбиралась она из окутывавшей ее оболочки сна, пробиваясь к реальности из мира подсознательного, начиная воспринимать действительность отдельными, изолированными друг от друга проявлениями: первым пришло ощущение теплого и крепкого мужского тела рядом с ней; потом удивление, что она лежит в постели Генри; шум бури за окном, который нисколько не ослабел со вчерашнего дня; едва ощутимый запах чужой кожи; ее рука у него на груди; ее нога, скрестившаяся с его ногой, словно для того, чтобы удержать; груди, прижатые к его ребрам; все более яркий свет наступившего дня, бьющий в полузакрытые глаза; размеренное и легкое дыхание, обдававшее струйкой воздуха ее лицо… А потом, как неожиданно найденный ответ на загадку, внезапное понимание, что она бесстыдно и порочно лежит с мужчиной, с которым познакомилась всего сорок восемь часов назад, они – нагие в спальне дома ее мужа. И это уже во второй раз.

Она окончательно открыла глаза и оторопела, увидев Джо. Боже мой! Она проспала.

Сын стоял рядом с кроватью в помятой пижаме, со взъерошенными волосами и со старой тряпичной куклой под мышкой. При этом он сосал большой палец и широко открытыми глазенками разглядывал, как мама и этот незнакомый мужчина лежат, прижавшись друг к другу, в постели. Люси не понимала, что при этом мог чувствовать ее ребенок, поскольку по утрам он почти на все смотрел такими же широко открытыми глазами, словно после долгого сна весь мир оказывался для него чем-то новым и полным неожиданных открытий. Она лишь тоже молча смотрела на него, не зная, что сказать.

Потом вдруг донесся низкий голос Генри:

– С добрым утром!

Джо вынул палец изо рта.

– С добрым утром, – ответил он и вышел из спальни.

– Черт! О черт! – простонала Люси.

Генри повернулся на кровати так, чтобы оказаться с ней лицом к лицу, и поцеловал. Его рука при этом легла ей между ног жестом властным и хозяйским.

Но она оттолкнула его.

– Бога ради, остановись!

– Но почему?

– Джо нас видел!

– Ну и что с того?

– Если ты заметил, он уже умеет говорить. Рано или поздно он ляпнет что-нибудь при Дэвиде. И что мне делать тогда?

– Ничего. Разве это для тебя имеет значение?

– Конечно, имеет.

– Не понимаю почему, если учесть, как он сам себя поставил. Ты не должна испытывать ни малейшего чувства вины.

До Люси внезапно дошло, что Генри попросту не способен понять всего того сложного переплетения отношений, тех обязательств и табу, которые накладывает на человека семейная жизнь, причем любая, а уж такая, как у нее, – в особенности.

– Все очень непросто, – сказала она.

Люси встала с постели и перешла через лестничную площадку в собственную спальню, где надела трусики, брюки и свитер. Потом вспомнила, что выбросила всю одежду Генри и ей нужно подобрать для него что-нибудь из вещей Дэвида. Она нашла нижнее белье и носки, рубашку и пуловер с глубоким V-образным вырезом и, наконец, на самом дне гардероба сумела обнаружить единственную пару брюк, которые оказались еще не обрезанными до колен и не зашитыми. Все это время за ней молча наблюдал Джо.

Она взяла одежду и вернулась в другую спальню. Генри уже брился в ванной.

– Я положила вещи для тебя на кровать, – сообщила она ему через дверь.

Потом Люси спустилась вниз, включила кухонную плиту и поставила на нее кастрюлю с водой, поскольку к завтраку решила сварить яйца. В кухонной же раковине она умыла Джо, потом причесала и одела.

– Ты что-то совсем тихий сегодня, – сказала она бодрым голосом.

Он промолчал.

Генри вошел и сел за стол так непринужденно, словно делал это каждое утро уже много лет. Что до Люси, то она как раз чувствовала себя очень необычно, видя его в одежде Дэвида, подавая ему на завтрак яйцо, ставя перед ним тарелку с поджаренным в тостере хлебом.

– Мой папа умер? – неожиданно спросил Джо.

Генри вскинул на ребенка глаза, но ничего не сказал.

– Что за глупости? – ответила ему Люси. – Папа остался у Тома.

Но Джо не обратил на ее слова никакого внимания, продолжая попытку поговорить с Генри.

– Ты забрал папину одежду и ты забрал маму. Теперь мой папа – ты?

– Устами младенца… – едва слышно пробормотала Люси.

– Ты видел, в какой одежде я приехал вчера? – спросил Генри.

Джо кивнул.

– В таком случае ты должен понимать, почему мне пришлось кое-что одолжить у твоего папы. Я все ему верну, когда куплю себе новую одежду.

– А маму тоже вернешь?

– Конечно.

– Ешь яйцо, Джо, – вмешалась Люси.

И мальчик взялся за свой завтрак, по всей видимости, удовлетворенный полученными ответами. Люси выглянула в кухонное окно.

– Лодки сегодня не будет, – сказала она.

– Ты этому рада? – спросил Генри.

Она посмотрела на него и ответила честно:

– Сама не знаю.

Аппетита у нее не было, и она лишь выпила чашку чаю, пока Джо и Генри насыщались. Потом Джо отправился наверх играть, а Генри убрал со стола посуду. Перекладывая тарелки в раковину, он спросил:

– Ты боишься, что Дэвид причинит тебе боль? Я имею в виду – физически?

Она отрицательно покачала головой, и это ясно означало «нет».