Игольное ушко

– А быть может, все дело в чувстве вины? – спросил Фабер. – Вы ведь думаете о том, чтобы уйти от него, или я не прав?

Она уставилась на него, медленно покачивая головой.

– Как вы сумели так быстро и так много понять?

– За годы, проведенные на этом острове, вы утратили привычку прятать свои истинные чувства. Кроме того, подобные вещи намного проще разглядеть со стороны.

– А вы были женаты?

– Нет. Именно поэтому и могу быть сторонним наблюдателем.

– А почему?.. Мне кажется, такой мужчина, как вы…

Теперь настала очередь Фабера отвести взгляд и посмотреть на огонь. В самом деле, почему? Его стандартный ответ (по крайней мере для себя самого): из-за своей профессии. Но ей-то он не мог дать подобного объяснения, которое вообще было слишком поверхностным.

– Я никогда не мог заставить себя поверить, что люблю кого-то до такой степени.

Слова вырвались у него совершенно необдуманно, как с изумлением понял он сам, и даже не осознавал, до какой степени они правдивы. Ему оставалось только гадать, как Люси ухитрилась пробить брешь в его защитной стене в тот самый момент, когда он считал, будто совершенно обезоружил ее.

Оба какое-то время молчали. Огонь в камине медленно угасал. Несколько капель дождя непостижимым образом проникли в трубу и зашипели на раскаленных углях. Буря не давала повода думать, что собирается стихать. Фабер обнаружил, что вспоминает последнюю женщину, с которой был. Как же ее звали? Да, Гертруда. Прошло целых семь лет, но он живо видел ее сейчас в красных отсветах очага: округлое немецкое лицо, светлые волосы, зеленые глаза, роскошная грудь, но чрезмерно широкие бедра, толстоватые ноги, а уж ступни… Зато она была говорлива, как колеса вагонов экспресса, и до дикости похотлива, просто неутомима в постели… Она восхищалась им, особенно его умом (как сказала сама) и телом (что было понятно и без слов). Она писала тексты для популярных песенок и читала ему в своей бедненько обставленной квартире берлинского полуподвала – профессия не приносила особых доходов. Он снова представил ее себе в той неопрятной спальне, лежащую совершенно голой и требующую от него больше фантазии в сексе: пусть сделает ей больно, пусть сам потрогает свои интимные места, пусть лежит совершенно неподвижно, пока она будет скакать на нем… Он даже тряхнул головой, чтобы отогнать воспоминания. Они ведь не приходили к нему ни разу за все время вынужденного воздержания. Эти видения лишь бередили душу. Он поднял взгляд на Люси.

– Вы были где-то очень далеко, – сказала она с улыбкой.

– Так, кое-что всплыло в памяти, – отозвался он. – Эти разговоры о любви…

– Мне не надо было расспрашивать вас.

– Дело не в этом.

– Но вспомнилось хотя бы что-то хорошее?

– Да, очень. А вы сами? Вы тоже о чем-то задумались.

Она снова улыбнулась.

– Я мысленно побывала не в прошлом, а в будущем.

– И что же вы там увидели?

Она собралась ответить, но передумала. И так – дважды. В ее взгляде читалось невыносимое напряжение. Поэтому Фабер заговорил вместо нее:

– Мне видится, что вы находите для себя другого мужчину…

Он произнес эту фразу, хотя сам недоумевал зачем.

– Он не такой сильный, как Дэвид, и не такой красивый, но вы и любите его отчасти за его слабости. Он умен, но не богат. Умеет чувствовать без излишней сентиментальности. Он нежен и полон любви к вам…

Она с такой силой впилась пальцами в бокал с бренди, что тот лопнул в ее руке. Осколки посыпались ей на колени и на ковер, но она как будто ничего не замечала. Фабер подошел к ее креслу и встал перед ней на колени. Из ее большого пальца текла кровь. Он взял ее за руку.

– Вы поранились.

Она посмотрела на него. По щекам струились слезы.

– Простите меня, – сказал он.

Впрочем, порез оказался неглубоким. Из кармана брюк она достала носовой платок и прижала к ранке. Фабер отпустил ее руку и принялся собирать осколки, жалея, что не воспользовался шансом и не поцеловал ее. Осколки стекла он складывал на каминную полку.

– Я не хотел вас расстроить. («В самом деле?»)

Она отняла от пальца платок и посмотрела на порез. Он все еще кровоточил. («Да, вы меня расстроили, и еще как!»)

– Нужен бинт, – сказал он.

– Возьмите в кухне.

Он нашел бинт, ножницы и безопасную булавку. Потом наполнил небольшую миску горячей водой и вернулся в гостиную.

За время его отсутствия ей как-то удалось полностью удалить следы слез со своего лица. Она сидела расслабившись, пока он промывал ей палец, просушивал и накладывал узкую повязку поверх пореза. Все это время она смотрела не на его руки, а прямо в лицо, но ее взгляд при этом оставался непроницаем.

Он закончил свою работу и резко отошел от нее. Это уже нелепо! Он позволил себе зайти слишком далеко. Настало время уклониться от продолжения.

– Думаю, мне будет лучше вернуться в постель, – сказал он.

Она кивнула.

– Прошу простить за…

– Хватит все время извиняться, – резко оборвала она. – Это не ваш стиль.

Судя по суровому тону, Фабер догадался: и она жалеет о потере контроля над собой.

– Вы останетесь здесь? – спросил он.

Она покачала головой.