Игра

Проблема в том, что никто не знает, когда и как она закончится. Никто не знает, что такое эта игра на самом деле. Все, что может сделать Сара — это попытаться потянуть время, замедлить ход событий и не дать им еще больше пойти наперекосяк.

Потому что воздух пропитан запахом. Он похож на густой медный мускус менструальных выделений, только их здесь быть не может. Возможно, это больше ощущения, чем запах. Что бы это ни было, первобытный, животный инстинкт Сары его узнает. Это жажда крови, и она становится все сильнее.

Она пьет воду, которую принесла ей Мэгги, и, поставив стакан на пол, поворачивается к телу француза, лежащему рядом. Если Мэгги бледная, то Ной почти прозрачный. У него пугающе открыты глаза, в которых видны только белки. Кровь на ране над левым виском уже начала сворачиваться, оставив на волосах липкую матовую субстанцию, но той крови, что вытекла, Саре достаточно, чтобы вода снова подступила к горлу. Невероятным усилием воли она сдерживает рвотный позыв. С трудом напрягшись, она помогает перевернуть Ноя на спину, чувствуя неестественный, тревожащий холод его тела и оставив Мэгги позаботиться о нем; пошатываясь, отходит к дивану напротив пленного мужчины. Ей необходимо восстановить самообладание.

Она усаживается на место, в то время как Бретт спускается по лестнице, держа в одной руке клюшку для гольфа, а в другой телефон. Он выжидающе по очереди смотрит на женщин, а затем трясет телефоном.

— Ну что? Что это должно означать?

— Дерьмо! — Линда первая приходит в себя и достает свой телефон. — У меня здесь нет сигнала.

Выясняется, что ни у Сары, ни у Мэгги тоже нет.

— Wi-Fi. — Сара начинает паниковать, чувствуя себя так, словно у нее разом отняли способность видеть и слышать. — Здесь есть Wi-Fi?

— У проектора есть роутер, — кивает Линда, подходя к нему.

— А что говорится в этом сообщении? — спрашивает Сара.

— Сыграй игру. — Бретт издает фальшивый смешок и пожимает плечами.

— И?

— И больше ничего. Это все. Сыграй игру.

Сара трясет головой:

— Должно быть что-то еще. Не может быть…

— Кто вы такие?

Отпрянув назад, Сара давится последним словом, зажимая ладонями рот. Слова донеслись из-под наволочки. Хриплый голос с американским акцентом. Бретт, как ящерица, облизывает губы.

— А ты кто такой?

Мужчина кашляет, забрызгивая свой импровизированный капюшон красными точками:

— Вы, членососы, приходите в мой дом посреди ночи, избиваете меня до полусмерти. Приковываете, как какую-то гребаную собаку. И ты же еще спрашиваешь меня, кто я такой?

Линда, копировавшая что-то в свой телефон с обратной стороны роутера, переводит пустые глаза на Бретта.

— Используй клюшку. Лучший результат дают суставы. Колени и локти.

— Что? — взвизгивает Сара, но Бретт уже отводит назад клюшку, примеряясь. — Не надо!

Он бьет. Только в последнюю секунду меняет направление и ударяет клюшкой по перилам с таким оглушительным грохотом, что мужчина вскрикивает:

— Пол! Пол Бенишек! Черт!

Бретт застывает. У него поникли плечи, а сам он чуть не выронил клюшку. Саре, съежившейся от страха, отчетливо виден ужас на лице Бретта, безошибочное узнавание во взгляде.

Он знаком с ним. Он не узнал его в темноте у входа, но он его знает.

Она открывает рот, чтобы сказать об этом, но не успевает.

— Ребята… — очень тихо зовет Мэгги с другого конца комнаты. — Ребята!

— Чего? — рявкает Линда, которая тоже не сводит глаз с Бретта.

Но Сара уже знает, чего. Едва повернувшись и посмотрев на юную американку, она все понимает. Она много раз видела выражение, которое сейчас застыло на лице Мэгги. Впервые она увидела его у врача УЗИ — его образ еще долго преследовал ее во снах — того, который так и не обнаружил сердцебиение. Саре становится дурно.

— Ной, — шепчет Мэгги, глядя вниз на запекшуюся кровь на своих руках. Она неумело прижимает два пальца к его шее. — Ной мертв.

56 София

В ожидании, пока ее изнасилуют, София представляет свою идеальную свадьбу.

Много часов назад она пришла к выводу, что такая развязка неизбежна.

Не свадьба, а сексуальное насилие над ней. Ее изнасилование.

Эти незнакомые люди, к которым она никогда не проявляла ни малейшей враждебности, хотят причинить ей боль самым отвратительным способом, который только можно себе представить. А потом они могут ее убить. Погасить ее свет. Она умрет за полторы тысячи миль от Эстонии и своей семьи и даже не знает, за что. Не имеет ни малейшего представления. Но жизнь, или, вернее, смерть, иногда бывает жестока. Жестока и бессмысленна. Ей хватило двадцати пяти лет, чтобы многое понять.