Игра

Его старомодные соотечественники с радостью оспаривали его статус типичного американского парня, и, вероятно, у него было меньше друзей, чем у обычного ребенка; у него никогда не было девушки, а его редкие юношеские эксперименты с порнографией вызывали примерно те же чувства, что и церковь, и все же он был обычным ребенком, несмотря на то, как его обзывали другие дети, комментируя цвет его кожи.

Крейг должен был быть таким же чокнутым, как и его старик. Ходили слухи, что офицер Донни Уилсон, легенда нью-йоркской полиции, любил по выходным расстреливать безоружных чернокожих мальчиков, и в государственной школе, где белых было меньше десятой части от всех учеников, это должно было навлечь на Крейга жестокую, если не смертельную расправу. Однако этого не произошло. Казалось, даже бандиты боялись Донни Уилсона, неприкасаемого призрака Бруклина, и они на всякий случай относились настороженно и к Крейгу.

Бретт не помнит, когда впервые увидел Крейга — возможно, они каждый день ходили по одним и тем же коридорам целый год, но он помнит, когда они заговорили впервые. Тот день был из таких, что не забываются.

Их долгая дружба началась с одного мстительного говнюка по имени Роланд Вашингтон. Это банальная история: Роланд проявлял необъяснимый интерес к Бретту, особенно изощряясь в искусстве делать его жизнь невыносимой, и три недели подряд, каждый божий день этот парень поджидал его где-то за воротами школы, чтобы учинить какое-нибудь бессмысленное издевательство.

Вскоре это обстоятельство вдохновило Бретта на поиск новых маршрутов домой, неоправданно длиннее привычных, на одном из которых однажды он и обнаружил Крейга Уилсона, запустившего правую руку в трусики Рози Брайант на задворках магазинчика «У Джо».

Бретт остановился как вкопанный, и причины тому были три: во-первых, он никогда не видел, чтобы кто-то исследовал содержимое трусиков девочки, потому что в этом возрасте у их одноклассниц едва начинала проклевываться грудь; во-вторых, потому что Рози Брайант была на два года старше мальчика, что казалось неслыханным, и она была черной, а разве Крейг — не сын какого-то психопата-расиста? Но в большей степени Бретт застыл из-за того, что по сравнению с Роландом Вашингтоном этот парень Уилсон должен был быть смертельно опасен.

Крейг стоял спиной к Бретту, увлеченный своим занятием, но девчонка открыла глаза, внезапно вернувшись из того счастливого места, в которое вознеслась, где бы оно ни было, и увидела вуайериста, моргающего на нее сквозь огромные очки с толстыми линзами.

Прочистив горло, она что-то шепнула, и Крейг с раздражением обернулся, но руку так и не убрал.

— На что ты уставился, придурок? — рявкнул тот.

Бретт не ответил. По правде говоря, он чуть не наложил в штаны, прежде чем ретировался обратно тем же путем, каким пришел.

Выскочив из переулка, целиком озабоченный собственным потрясением, он с размаху налетел на Роланда и его прихвостней.

— Хорошая попытка, ниггер, — все, что успел услышать Бретт, прежде чем оказался лежащим на земле со звоном в голове, а потом его схватили за рюкзак на спине и поволокли по шершавому тротуару. С него слетели ботинки. Он до сих пор ясно помнит это.

— Сюда! — взволнованно визжал один из мальчишек — возможно, это был Роланд. — Сюда! Гляньте-ка!

Бретту удалось оглянуться только для того, чтобы понять, что его тащат к мусорному баку возле магазина. Его швырнули рядом, придавив рюкзаком, а Роланд полез в мусорку и выудил завязанный на узелок полиэтиленовый пакет, с виду тяжелый и раздутый.

— Открой его, — захихикал Роланд, бросив пакет одному из приятелей. — Открывай!

— Ни за что! Он же полон собачьего дерьма!

— Не будь ссыклом! Просто надорви его немножко.

— Зачем? — спросил мальчишка, имени которого Бретт не помнил, и снизу, с земли, этот вопрос показался вполне уместен.

— Подобное притягивается к подобному, так? — Теперь Роланд практически кричал. — Мы дадим его тощей заднице хоть раз вдоволь поесть.

Всеобщий смех. Животный вой. Паника. Бретт пытался отползти в сторону, но был в таком отчаянии и до такой степени напуган, что не догадался просто снять лямки рюкзака с плеч.

Он никогда не забывал этот запах. И по сей день, если случайно наступит на тротуаре в собачье дерьмо, его переполняет унижение. Его преследуют травмы ребенка, маленького мальчика, который не сделал ничего плохого и который хотел умереть.

Пакет, зажатый в ладони садиста, как подача фастбола без релиза, лопнул от сильнейшего хлопка, и холодное густое дерьмо потекло по носу, подбородку, губам и зубам Бретта. То, что он услышал в этот момент — когда глаза зажгло, зрение взорвалось белым светом, а рот наполнился рвотными массами, стало еще кое-чем, что навсегда осталось с ним: один из мальчишек крикнул с отвращением:

— Фу, гадость! Ты попал мне на ногу!

И тот, кто это сделал, сказал с таким чертовски искренним раскаянием:

— О, чувак, прости. — Прямо перед тем, как вытереть свои ладони о вьющиеся волосы Бретта.

А потом они убежали, оставив Бретта отплевываться и всхлипывать возле мусорного бака.