Игра

Если я продолжу держать их закрытыми, мне не придётся встречаться лицом к лицу с чем-либо.

Но картинки резко взрываются в моем сознании, напоминая мне, что эта часть меня никогда не уходит. Что сделано, то сделано, и сделал я это на глазах женщины, которую люблю.

— Эй, — слышу я ее голос, и он звучит так ангельски, чистый и светлый, полная противоположность мне. — Эй, — говорит она снова, ее нежная рука на моей, слегка трясёт меня. — Я бы дала тебе поспать, но знаю, через час у тебя тренировка.

Черт.

Твою мать.

Тренировка.

Господи, я такой гребаный задрот.

Я медленно открываю глаза, свет вызывает мини взрывы глубоко у меня в голове. Я вижу Кайлу, заглядывающую мне в глаза. Ее глаза припухшие и она выглядит усталой. Все ещё прекрасной, но мне больно понимать, что, вероятно, именно я стал причиной беспокойной ночи, страха и печали.

Я облизываю губы и пытаюсь говорить, но не могу. Слова не выходят.

— Хей, — снова говорит она, нежно трогая мою скулу. Она смотрит на меня так, будто я до сих пор нравлюсь ей. Не знаю, как такое возможно. Она, наконец, увидела, на что я похож. Я удивлен, что она вообще все ещё здесь,

Я пытаюсь прочистить горло,

— Прости, — квакую я, глядя на нее с мольбой, желая, чтоб она могла открыть мою грудь и увидеть, насколько я сожалею. Мое сердце ощущается отсыревшим, наполненным водой.

— Все нормально, я понимаю, — говорит она.

Я качаю головой, несмотря на то, что это движение заставляет мой мозг будто бы обрушиться внутрь.

— Ты не должна понимать. Этому нет оправданий. Я просто...мне жаль. Я не знаю, что произошло.

— Ну, ты был пьян, — говорит она.

Я закрываю глаза, потирая лоб. Проклятый стыд, будто наковальня в моей груди, и я не могу пошевелить ей. Мне и не следует.

— Я знаю, я был пьян, и мне, кажется, не следовало быть таким.

— Но этот парень вёл себя как мудак. Он сам напрашивался. Он хотел, чтоб ты его ударил.

— Я знаю. Знаю и я пытался этого не делать. — Я посылаю ей взгляд полный боли. — Но когда он обозвал тебя и я просто...я не мог спустить ему этого. Прости, но моя терпимость к расистским недоумкам ниже, чем терпимость к мужчинам, оскорбляющим мою женщину. Я был не в себе. — Я втягиваю воздух. — Я просто потерял долбаный контроль.

— Я знаю, — успокаивающе говорит она, но я не хочу, чтоб она меня успокаивала. Потому что это не нормально. Это никогда не нормально. Сейчас я не заслуживаю, чтоб меня успокаивали.

На секунду закрываю глаза.

— И я не должен был сорваться. Я должен был уйти. Начнём с того, что мне вообще не следовало там быть. Я не знаю, что произошло, в один момент все было в порядке и потом...я избивал мешок с костями.

Она морщится от этих слов, и я тут же сожалею о сказанном.

— Прости, — быстро говорю я ей. — Я просто...больше подобное не произойдёт.

— А подобное уже случалось? — осторожно спрашивает она. — Потому что, казалось, Тьерри вёл себя так, будто у тебя раньше были проблемы с полицией.

— Ну, да, так и есть, — говорю я ей. — Но не из-за этого, имею в виду, я участвовал во многих драках. Это Эдинбург. Здесь случается подобное. И я игрок в регби. Каждый хочет доказать свою значимость кому-то такому, как я. И в прошлом у меня были проблемы. На улицах. Знаешь...ну тогда. Но я никогда не был арестован, это я могу тебе гарантировать.

Я вздыхаю и опираюсь на локти, одеяло спадает вниз к моей талии. Я смотрю ей прямо в глаза.

— Когда я впервые взял Лионеля, некоторые кретины жаловались на него. Без каких-либо причин. Лионель всегда был милым. Но у кого-то был на меня зуб и им это не нравилось. У меня забрали Лионеля на короткий срок под видом запретительного акта о его породе. Я не видел его несколько недель, пока они оценивали его поведение. К счастью, он с честью прошёл все тесты. Но насчёт меня, они были не уверены. Так или иначе, судья вернул мне Лионеля. Пока он в наморднике, я могу держать его у себя. — Я прерываюсь. — Но если я когда-либо попаду в неприятности с полицией, я с ужасом думаю о том, что они могут объединить два дела и навсегда забрать Лионеля. И в конечном итоге уничтожить, что именно они всегда и делают. Так что мне надо вести себя хорошо.

— Прости, что говорю тебе это, — говорит она, — но прошлой ночью ты вёл себя не лучшим образом. — Она смотрит на свои руки, и прядь волос падает на лицо. — И мне ненавистно говорить тебе подобное, но...ты напугал меня. Очень.

Бл*дь. Слышать подобное от неё, словно получить пулю в грудь.

Она продолжает.

— Не потому что я чувствовала себя в опасности. Я просто не знала, кто ты. Не знала, что ты будешь делать. Ты ...пожалуйста, просто сейчас не волнуйся. Я не хотела видеть, как тебе причиняют боль. — Наконец, она смотрит на меня, ее глаза влажные от слез и это заставляет пулю войти ещё глубже, разбивая моё долбанное сердце на миллионы кусочков. — Я ... так сильно волнуюсь за тебя, ты даже не представляешь, Лаклан. Даже себе не представляешь.

Я тянусь к ней, накрывая ладонью ее щеку, полностью поглощённый всеми возможными эмоциями. Но на первый план, как всегда, вырывается надежда.