Игра

Его хмурый взгляд останавливается на застывшей в дверях Линде, которая чувствует, как напряглась каждая мышца. Не то что бы она его испугалась, но ей становится немного легче, когда остальные трое игроков появляются рядом с ней.

Француз крепко зажимает телефон в кулаке. Свободная рука дергается к карману пальто, и Линде на мгновение кажется, что он потянулся за оружием. Она в свою очередь протягивает руку к ремню, собираясь изобразить что-то навроде трюка Клинта Иствуда, но его рука останавливается, и ее тоже. По его тяжелому озадаченному молчанию понятно, что совсем не тех людей он ожидал здесь встретить: очень хорошенькая блондинка, по виду почти подросток, полная провинциальная домохозяйка, холеный мужчина в дизайнерских очках в массивной оправе и сама Линда, стремительно превращающаяся в пожилую британскую леди.

Кажется, что они долго стоят так, лицом к лицу, пока американка наконец не нарушает тишину:

– Что ж, я полагаю, это и есть четвертый игрок.

* * *

Им удается уговорить его вернуться вместе с ними в гостиную. Он идет нерешительно, с осторожностью, сохраняя дистанцию, и наконец вся пятерка в сборе.

Взяв себя в руки, Линда возвращается на свое место возле камина. Тем не менее под этой маской ее нервы ни к черту. Она чувствует внутри себя какую-то ожесточенность, жуткое отчаяние, настолько сильное, что ей хочется разорвать на части этих незнакомцев в поисках ответов, которых, как они утверждают, у них нет.

Почему Алисса не дома, в безопасности, не там, где должна быть?

Почему это происходит?

Что такого сделал каждый из них? Чем заслужил это?

Она уверена: в этой комнате есть виновные, но она должна держать себя в руках.

Она в пороховой бочке, непроглядно-черной шахте, наполненной газом, и если начнется конфликт, детонация от взрыва сейчас может быстро привести к отвратительному немыслимому концу.

«Следуй правилам, – напоминает она себе. – Сыграй в игру. Пройди через это».

Она наблюдает за вновь прибывшим, пока он, не поворачиваясь спиной, закрывает дверь. Она не испытывает к нему никакого сочувствия. Не то что к Саре. Она никогда не придавала особого значения таким чудесам, как незримая материнская связь, но сейчас задумывается: что, если она действительно существует? Ведь так и есть, ей жаль матерей в этой комнате.

С другой стороны, этот последний прибывший создает впечатление наглого и мутного типа, сильно смахивающего на тех наркоторговцев, что висели на доске у них в участке. Уличная шантрапа, слишком тупые, чтобы понять, что они не более чем шавки для своих богатеньких боссов. По правде говоря, именно их он ей и напомнил: тех собак, что показывают в благотворительной рекламе, с залысинами и слишком выпирающими ребрами на боках, тех, что скалят зубы от страха, растерянности и глупости. А еще она чувствует, как он воняет. Это затхлость и пот, как будто он провел предыдущую ночь в каком-то тесном, нездоровом, грязном месте. Он воняет, как должна вонять лиса.

Она чувствует, что снова напрягается, когда он лезет в карман пальто, но все, что он вытаскивает – это смятая пачка табака, из которого ловко сворачивает тонкую самокрутку. Зажав ее между губами, хлопает по карманам в поисках зажигалки. Она замечает, что его руки трясутся.

– Здесь нельзя курить, – предупреждает его Линда.

Мгновение он смотрит на нее – нагло, как она и ожидала, – а затем сует самокрутку обратно в карман.

Сара стоит, вцепившись руками в спинку стула, на котором сидела перед этим. Оба американца вернулись на свою сторону большого стола, встав как одна команда: рядом друг с другом, но не слишком близко.

– Ты кто? – спрашивает американец. – Как тебя зовут?

– Да пошел ты! – отвечает Мистер Френч. – Вот как меня зовут.

– Эй, мудак, – огрызается американка. – Мы здесь все в одной лодке, знаешь ли. Нам всем велено было приехать сюда. Мы все потеряли… – Она запинается, колеблется, теряет запал. – У нас у всех кого-то забрали.

Француз с подозрением поочередно смотрит на них.

– Я вас не знаю. Мне сказали прийти сюда, а вы все уже здесь, вместе ждете. Может, вы это сделали. Может, она у вас.

Сдавленный всхлип вырывается из горла Сары, привлекая его внимание. Она говорит тихо, перемежая свои слова короткими, отрывистыми всхлипами:

– Моя дочь… исчезла. Кто-то… кто-то зарезал мою собаку. Мою милую, безобидную собаку. Сегодня они пришли в мой дом… где спали мои дети… и они забрали мою маленькую девочку. Даже мой муж не знает! И теперь ты появляешься здесь… в таком виде… едва говоря по-английски… И у тебя хватает наглости стоять здесь и нас же и обвинять?

Мужчина не отвечает, но Линда замечает, что он отводит глаза, как будто устыдившись на миг.

– Она права, – подает голос американка. – Я хочу сказать, вы только взгляните на этого парня. Вы когда-нибудь смотрели «Заложницу»? Понимаете, эти французские арабы… Именно этим они и занимаются.