«На следующий день я уже летел в Вашингтон», — продолжает Марчинковский. Как выяснилось, остальных коллег в это время в городе не было, и кончилось тем, что в четверг 23 октября 2003 года Марчинковский в гордом одиночестве предстал на закрытом слушании перед Комитетом по разведке. Марчинковский заявил сенаторам, что разглашение статуса Плейм собственным правительством является «беспрецедентным актом. Мы вместе с ней учились. Мы восемнадцать лет хранили тайну. Белый дом предал нас всех». Марчинковский уже приготовился выступить на следующий день на открытом заседании Комитета по политике Демократической партии в Сенате. «Я сказал, что она являлась тайным агентом и я знал об этом. Все отнеслись к этому очень серьезно». После выступления ему начали задавать вопросы. Один из членов Комитета, умеренный республиканец Чак Хагель, ветеран войны во Вьетнаме, спросил его, неужели он думает, что Белый дом организует расследование против себя? Марчинковский отвечал, что, если Генеральный прокурор США попытается устрашить федеральных судей, вряд ли стоит думать, что судьи не готовы устрашить какого-то советника президента, — и в этот момент на заседании появился глава республиканской фракции в Сенате, близкий к Белому дому, Кристофер «Кит» Бонд, сенатор от штата Миссури. «Он начал с места в карьер, — рассказывал Марчинковский, — и заявил: „Я не намерен сидеть здесь и слушать, как этот тип нападает на моего друга Эшкрофта, Генерального прокурора страны“». По словам Марчинковского, все это вылилось в беспорядочную перебранку, и в конце концов член Комитета от демократов Дайана Фейнстейн обвинила Бонда в запугивании свидетеля.
После того как Марчинковский закончил давать показания и ответил на вопросы, он вышел из здания через черный ход и пошел пешком через сквер от Капитолия к железнодорожному вокзалу Юнион-стейшен. Он присел на скамейку, чтобы осмыслить все, что произошло, и тут зазвонил его мобильный телефон. Звонила секретарь Тома Дэшла, которая готовила на завтра заседание Комитета по политике. «Она сказала мне: „Джим, Пат Робертс только что заявил, что твои показания разглашению не подлежат. Я не знаю, что ты собираешься сообщать завтра, но он объявил это секретной информацией“».
Марчинковский, сам юрист и заместитель прокурора города, был потрясен. «Я сидел на парковой скамье в состоянии шока. Я не знал, что делать. И тут до меня дошло, почему Комитет по разведке назначил закрытое заседание как раз за день до открытого заседания Комитета [по политике] Демократической партии. Пока об этих открытых слушаниях не было известно, Комитет по разведке и знать о нас не хотел. А теперь они быстренько налепили на нас ярлык секретности — в этом и состояло их намерение»: не дать коллегам Валери из ЦРУ публично свидетельствовать о том, что с ней произошло и почему это следует расценивать как предательство по отношению к любому сотруднику ЦРУ.
Марчинковский позвонил близкому другу, адвокату из Детройта, и попросил у него совета, как у юриста, что делать в такой ситуации, поскольку он рассказал Комитету по разведке как раз то, что собирался рассказать завтра в Комитете по политике, а Робертс со всей очевидностью пытается заблокировать его показания, без всяких на то оснований объявив их секретной информацией. «Знаешь, что я скажу тебе, Джим, — ответил ему друг. — Я уже знаю, что ты собираешься сделать, а потому сразу начну обзванивать всех твоих друзей, чтобы они собирали деньги на освобождение тебя под залог». «Я сказал ему, — вспоминает Марчинковский, — „Смейся, смейся. Я вот сижу здесь в парке один-одинешенек, и мне говорят, что я нарушаю все мыслимые и немыслимые законы“. А он мне и говорит: „Угу. И я точно знаю, что ты сделаешь завтра“». Собравшись с духом, Марчинковский перезвонил помощнице Дэшла. «Позвоните Робертсу и скажите ему, что я сказал, чтобы он убирался ко всем чертям» — так, по его словам, заявил ей Марчинковский.
Не дав себя запугать (один из работников аппарата Конгресса подтвердил, что Робертс не имеет полномочий объявлять что-либо секретной информацией), Марчинковский явился на заседание для дачи свидетельских показаний вместе с бывшим ответственным сотрудником ЦРУ Джонсоном и бывшим главой Антитеррористического центра ЦРУ Винсентом Каннистраро. Они выступили публично перед сенаторами-демократами, и, когда Дэшл уже собрался завершать слушания, Марчинковский заметил, что член Комитета по разведке сенатор-демократ Джей Рокфеллер что-то шепчет ему на ухо.
«Дэшл объявил, — вспоминает Марчинковский, — что у сенатора Рокфеллера есть вопрос. И сенатор Рокфеллер посмотрел прямо на меня. „Я хочу задать господину Марчинковскому, как юристу, один вопрос: как по-вашему, может ли Белый дом вести расследование против себя самого?“» Задав вопрос, который вызвал столь бурную реакцию на состоявшемся накануне закрытом заседании Комитета по разведке, Рокфеллер широко ухмыльнулся.
После заседания, как рассказывал Марчинковский, Рокфеллер стиснул ему руку и спросил, улыбаясь: «Как вам понравилась вчерашняя перебранка?»