Игра без правил. Как я была секретным агентом и как меня предал Белый дом

ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ Когда США взялись за сложнейшую задачу обеспечения безопасности и стабильности в Ираке, наша команда ХХХХХХХ в штаб-квартире окончательно пала духом. Мои сослуживцы начали ХХХХХХХ присматривать себе работу в других отделах Оперативного директората.

ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ

замазано ½ страницы

ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ

ХХХХХХХХХ Именно рассказы коллег по возвращении их из Ирака помогали нам составить целостное впечатление о происходящем, поскольку картина американской оккупации Багдада, как ее представляли СМИ, была очень фрагментарной. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ ситуация была очень неопределенной и нервозной. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ Один из сотрудников дождался, пока окончится ночная бомбардировка, ставшая ответной мерой на вспыхнувший мятеж, и только тогда позвонил жене. Он отчетливо слышал грохот воздушного налета, хотя находился примерно в миле или двух от места бомбардировки. «Позвони я раньше, жена во время нашего разговора просто с ума бы сходила», — объяснил он мне. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ Как пишет в своей книге «Состояние войны» Джеймс Ризен,[33] отчет старшего сотрудника разведки о ситуации с места событий, «составленный после рокового взрыва в штаб-квартире ООН в Багдаде, в результате которого погиб главный представитель ООН в Ираке, оказался столь мрачным, что произвел переполох в ЦРУ и в президентской администрации и даже сподвиг [Пола] Бремера [глава Временной коалиционной администрации в Ираке] на резкое опровержение». Отчет содержал предупреждение о том, что новый дерзкий мятеж намеренно дискредитирует и изолирует коалицию под предводительством США и демонстрирует возможности мятежников и террористов осуществлять множество атак на «легкоуязвимые цели». Мятеж, по мнению автора отчета, приобретал все более опасный размах и грозил свести на нет тот прогресс, которого удалось добиться американцам, и даже полностью парализовать оккупационную армию. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ

27 сентября, в субботу, мы с Джо получили приглашение на прощальную вечеринку по случаю возвращения в Париж одного французского журналиста, к которому в Вашингтоне очень хорошо относились. Расхаживая по гостиной узкого таунхауса в Джорджтауне,[34] я все время старалась не выпускать Джо из поля зрения, поскольку больше в этой компании никого не знала. Дому было лет сто, деревянные полы в нем шли слегка под уклон, и мне постоянно казалось, будто я ступаю по корабельной палубе. В маленьких, тесных комнатках толпились гости, в большинстве своем — представители сплоченного клана журналистов-европейцев, работавших в Вашингтоне. Я обратила внимание, что на многих немецких гостях узенькие очочки в строгой темной оправе, — похоже, это их любимый фасон. Я заставила себя попрактиковаться в разговорном французском с одним из гостей, но быстро заскучала. Недели, прошедшие с тех пор, как мое имя было обнародовано, я провела то ли в сюрреалистическом сне, то ли в ступоре. Рассудочная ипостась моей личности — в качестве оперативного агента ЦРУ — отошла на задний план, мой мир дал трещину, все сместилось. По счастью, в тот вечер меня никто не узнал, и я лелеяла ощущение, что сохранила какое-то слабое подобие частной жизни. Но все равно было не по себе, мучила неизвестность. Казалось, мы с Джо вовлечены в какую-то опасную игру на выжидание, только понятия не имеем, чего ждем. Ладно хоть французы подают необыкновенные закуски, и то утешение, подумала я, изучая тарелку диковинных сыров и вкуснейших мясных рулетиков на шпажках.