Игра души

Мне страшно. Я смотрю на него снизу вверх, и мне кажется, что он в три раза больше меня. Сейчас я всего лишь беззащитный раненый щенок. На виске у Лэрри вздулась вена, лицо побагровело от злости. Из гаража он сделал что-то наподобие столярной мастерской. В гневе он мечется от одной стены к другой. Его движения так порывисты, что он ударяется головой о свисающий с потолка светильник. Свет начинает моргать, отбивая во мраке ритм моего сердца.

Лэрри направляется к столу с инструментами и берет оттуда какой-то предмет. Мгновение спустя он приставляет к моему горлу отвертку. Ее конец мягко упирается в мое тело, чтобы нанести последний удар.

– Ты пришла с ним, да? – вопит он вне себя от ярости.

– Что?.. – От боли я едва могу говорить. – Прошу, помогите…

– Зачем ты заявилась в мой дом?! Ты тоже журналистка, да?! Как и этот очкарик. Твою мать!

Он пододвигается ближе, чтобы рассмотреть мое лицо, наполовину скрытое нарисованной маской, которая сбежала уже до самых губ.

– Ты… Истекаешь кровью… – вдруг говорит он, смотря на мой окровавленный живот.

– Прошу, позовите на помощь. Вызовите скорую, – шепчу я.

Я не знаю, сколько еще смогу продержаться. Я начинаю терять сознание. Мне срочно нужна помощь.

Он снова встает и делает глубокий вздох. До него доходит, что его руки запачканы моей кровью, и я чувствую, как его напряжение превращается в панику.

Я не понимаю, почему Лэрри Роджерс схватил меня, но у меня нет сил, чтобы думать об этом. Стены дрожат, пол кружится. Я кашляю, и на полу появляется пятно крови. Это нехорошо. Думаю, я умру. Это понятно по тому, как все сильнее и сильнее бьется сердце, будто оно мчится к обрыву, где гаснет свет. Возможно, во мраке я и найду что-то, но сейчас, предчувствуя конец, понимаю, какой глупой была.

Я никогда не была «мертвой при жизни». Теперь, в глубине души, я боюсь потерять те чувства, которые, казалось, переживала отстраненно и с сожалением. На самом деле они жили внутри меня, будто моя душа была рамкой картины, которая очерчивала границы моего характера, мои тени, свет и цвета, которыми я показывала себя миру.

После стольких лет, проведенных в печали, эти цвета стали темными и мрачными, но я наконец понимаю, что даже при моем образе жизни я радуюсь и страдаю теми оттенками, которые придает мне моя собственная картина. Я отдаляю от себя мужчин, потому что чувствую себя сломанной игрушкой. Я одержима поисками людей, потому что должна найти саму себя. Мне нравится быть одной, потому что в действительности я получаю удовольствие от времени, проведенного в изучении уголков моего сердца.

– Пожалуйста… – произношу я из последних сил, которые только могу найти, – помогите…

Последнее слово прозвучало шепотом.

– Говори! Что ты знаешь?! Вы пришли вместе? Кто это с тобой сделал?

– Вме… сте?..

Мне тяжело дышать. Я не понимаю его вопроса.

– Черт, черт! – орет он.

Он хватается руками за голову и с силой ударяет по столу.

– Мне придется спустить тебя вниз, – говорит он. – Я не могу никуда отвезти тебя. Понимаешь? Я не могу рисковать, чтобы… Чтобы началось расследование. Они увидят кровь и… Захотят проверить, не я ли сделал это с тобой. И… Найдут их.

– Что?.. – шепчу я.

Глаза закрываются. Мужчина отходит на несколько метров, наклоняется над люком и, открыв замок, с трудом поднимает дверцу. Роджерс торопится, будто боится, что что-то внизу сбежит оттуда.

– Что… Ты собираешься… Прошу… Мне нужна…

Внезапно он произносит слова, после которых я наконец понимаю все.

– Я не могу допустить, чтобы нашли Джину, – бормочет он сквозь зубы, словно думая вслух.

Услышав имя Джины из уст Роджерса, я осознала смысл каждого шага, который вел меня сюда. Ответ всегда находился в том самом доме, который был отвергнут еще во время первого этапа расследования. Я с трудом собираюсь с силами, чтобы заглянуть ему в лицо, и понимаю, что именно он был недостающей деталью пазла.

Итан сказал правду: он не причинил вреда своей сестре. Даже Маллоу и Божьи Вороны, кажется, не имеют никакого отношения к ее трагическому финалу.

– Джина дошла до этого дома, верно? – спрашиваю я из последних сил.

Он замирает и печально смотрит на меня.

– Я знал, что ты пришла искать ее, как и он… – шепчет Роджерс, будто с самой первой секунды только и ждал этих слов.

– Кто… он?

Он нагибается надо мной, поднимает, словно я ничего не вешу, и подносит к люку. Однако именно в тот момент, когда он собирается бросить меня вниз, за нашими спинами раздается голос.

– Папа?! Господи, что ты делаешь?! – кричит Том.

– Замолчи, Том! Я все объясню потом! Помоги опустить ее! Быстрее! – злобно отвечает Роджерс. – Люк открыт, и он может…

Я вспоминаю Адель Роджерс и надеюсь, что она, испугавшись, сейчас звонит в полицию. Может быть, именно она предупредила внука.

– Опустить? Туда? – перебивает Том, не понимая, о чем тот говорит. – Отец… Этой женщине нужна помощь. Мы должны вызвать скорую.

Затем, посмотрев мне в глаза, он удивляется:

– Это… журналистка! Та, которая помогала искать Джину много лет назад…