Игра Джералда

Господи, ну конечно, нет!  – ответил он все тем же бесцветным голосом. Казалось, он еще думал, стоит ли рассказать Салли о том, что натворила Джесси, или об этом можно благополучно забыть. – Ты не сделала ничего плохого.

Ты меня еще любишь?  – не унималась она. И только потом ей пришло в голову, как дико звучал этот вопрос. И вообще, ей не стоило его задавать. Потому что ответ может ее убить. Но ей надо было  знать правду.

Конечно, –  тут же ответил отец, уже живее, и поэтому Джесси поняла, что он не врет (Господи, с каким же облегчением она это услышала). Но ее по-прежнему не покидало неприятное ощущение, что все изменилось. Она не понимала почему. Она только знала, что

(это были всего лишь ласки, просто ласки и только ласки)

все это как-то связано с сексом, но понятия не имела, насколько это серьезно. Наверное, это все-таки было что-то другое, а не то, что подружки Мэдди называли «дойти до конца» (но всезнайка Синди Лессард называла это «синхронное плавание с шестом на глубине», и эти слова напугали и заворожили Джесси). С другой стороны, если он не вставлял в нее свою штуковину, это еще не значило, что она не попадет под определение «быть в положении». Именно так это называлось у нее в школе. А что до россказней Карен Окойн, то это скорее всего просто глупости… но даже если и правда, он же не засовывал язык ей в рот…

В голове вдруг зазвучал раздраженный голос матери: Ведь правду же говорят – скрипучее колесо всегда смазывают первым!

Теплое влажное пятно на трусиках снова напомнило о себе. Оно все еще расползалось. Да, подумала Джесси. Все верно. Выходит, что скрипучее колесо действительно  смазывают.

Папуля?..

Он поднял руку. Джесси прекрасно знала, что означает этот его жест. Отец часто так делал за обеденным столом, когда Мэдди или мама выходили из себя и начинали спорить. Джесси не припоминала, чтобы когда-нибудь этот жест относился к ней. Вот почему она поняла, что что-то пошло не так. Что в результате ужасной ошибки (может быть, из-за того, что она согласилась надеть сарафан) грядут глобальные перемены, которые уже никак нельзя предотвратить. Ей опять стало страшно. Очень страшно – внутри все оборвалось.

Краем глаза она заметила, что спортивные шорты отца чуть приспущены. И оттуда высовывалось что-то розовое. Джесси дала бы голову на отсечение, что это вовсе не рукоятка отвертки.

Прежде чем Джесси успела отвернуться, отец перехватил ее взгляд и быстро поправил шорты. Розовая штука исчезла. На мгновение у него на лице промелькнуло выражение неприкрытого отвращения, и снова у Джесси все сжалось внутри. Он понял, что она все видела, и решил, что взглянула она не случайно, а из любопытства.

То, что сейчас было…  – начал он, прочистив горло. – Мы непременно должны об этом поговорить, но не сейчас. Давай бегом в дом – переодеваться. Можешь даже принять душ. Поторопись, а не то прозеваешь окончание затмения.

Джесси уже потеряла всякий интерес к затмению, но ни за что не сказала бы об этом папе. Она кивнула и уже собралась уходить, но задержалась еще на минуточку.

Папочка, со мной все в порядке?

Вопрос, казалось, его озадачил, и он подозрительно посмотрел на нее. И она снова почувствовала, что внутри у нее все оборвалось. Даже не так: как будто кто-то копается пальцами у нее в животе… И тут она вдруг поняла, что отец чувствует то же самое. А может, ему еще хуже. И тут ее осенило: Все верно. Ведь это  ты все начала!

Да, –  отозвался он, но как-то неуверенно, вовсе неубедительно. – Лучше не бывает, Джесс. А теперь беги в дом и приведи себя в порядок.

Хорошо.

Она попыталась улыбнуться, и у нее даже получилось. Поначалу отец словно оторопел, но потом улыбнулся в ответ. Она с облегчением почувствовала, что невидимые пальцы внутри приостановили свое черное дело. Но к тому времени, когда она поднялась наверх в их с Мэдди спальню, призрачные руки у нее в животе вновь вернулись к работе. Но что хуже всего – Джесси боялась, что отец расскажет все маме. И что она подумает?

Во всем виновата Джесси. Скрипучее колесо.