Вещь, стоящая на полу, между ногами ее посетителя, была циркулярной пилой.
Джесси была уверена в этом. Ее посетитель пользовался ею раньше, но не для того, чтобы валить сгоревшие деревья. Он распиливал
людей, и собака убежала потому, что почуяла приближающегося маньяка, который пробирался к озеру, неся пилу в руке, обтянутой перчаткой…«Прекрати!
— зло выкрикнула Хозяюшка. — Прекрати это безумие сейчас же и возьми себя в руки».Но Джесси поняла, что не может
прекратить, потому что это не сон и потому что она была абсолютно уверена, что фигура, стоявшая в углу, такая же безмолвная, как Франкенштейн перед взрывом, была реальностью. Но даже если это было и так, то фигура не провела весь день, превращая людей в отбивные с помощью своей циркулярной пилы. Конечно же, нет — это было не что иное, как вариация простой, отвратительной сказочки-страшилки, которая выглядит смешной, когда сидишь возле костра с остальными девочками, поджаривая грибы, и настолько ужасной потом, когда лежишь и дрожишь от страха в своем спальном мешке, веря, что каждый хлопающий звук свидетельствует о приближении водяного.Существо, стоявшее в углу, не было водяным, но оно также не было и маньяком, убивающим с помощью циркулярной пилы. Там что-то было
на полу (по крайней мере, Джесси была вполне уверена в этом), и Джесси предполагала, что это может быть циркулярная пила, но также может быть и чемодан… пакет… чемоданчик коммивояжера с экземплярами продаваемых им вещей…Или мое воображение.
Да. Хотя Джесси и смотрела прямо на него, что бы это там ни было, она знала, что не может исключить возможность воображения. Неким странным образом это только усиливало мысль, что само
создание было реальностью, и становилось все труднее и труднее подавлять ощущение враждебности, исходящее из сплетения черных теней пыли в лунном свете, как и продолжительное, тихое рычание.«Оно ненавидит меня,
— подумала Джесси. — Чем бы это ни было, оно ненавидит меня. Должно. Почему же еще оно просто стоит, а не помогает мне?»Джесси снова взглянула в это полувидимое лицо, в глаза, сверкающие такой очевидной алчностью в круглых, черных глазницах, и начала плакать.
— Пожалуйста, ответьте, есть здесь кто-нибудь? — Голос ее дрожал от наполнявших глаза слез. — Если есть, то не будете ли вы так любезны помочь мне? Вы видите эти наручники? Ключи от них как раз позади вас, вверху на шифоньере…
Ничего. Ни единого движения. Никакого ответа. Оно просто стояло здесь — если, конечно, оно вообще было, — и смотрело на нее из-под смертельной маски теней.
— Если вы хотите, чтобы я никому не говорила, что видела вас, я не скажу, — снова попыталась заговорить Джесси. Ее голос дрожал, скользил, взмывал вверх и снова падал. — Честное слово, не расскажу! Я буду настолько… настолько благодарна…
Это нечто смотрело на нее.
Только смотрело, и ничего больше.
Джесси чувствовала, как слезы катились по ее щекам.
— Вы знаете, что испугали меня, — произнесла Джесси. — Не хотите ли сказать хоть что-то? Если вы действительно здесь, то, пожалуйста, поговорите со мной!