— В ближайшие пять лет. В Генштабе МФ все готово. Центральный пункт мгновенной связи находится там и держит связь со всей наступающей флотилией; все корабли в порядке и готовы вступить в бой. Единственное, чего у нас нет, так это командующего. Того, кто бы знал, что надо делать с этими чертовыми кораблями, когда они туда доберутся.
— А что, если никто не будет этого знать?
— Мы сделаем все от нас зависящее с лучшими командирами, которые у нас имеются.
«Со мной, — подумал Эндер. — Они хотят, чтобы я был готов через пять лет».
— Полковник Грэфф, нет ни малейшего шанса, что я буду готов командовать флотилией к тому времени.
Грэфф пожал плечами.
— Ну и что? Постарайся. Если у тебя не получится, обойдемся тем, что у нас есть.
У Эндера отлегло от сердца. Но только на секунду.
— Но знаешь, Эндер, в настоящее время у нас никого нет.
Эндер понимал, что это еще одна из игр Грэффа. «Хочет внушить мне, что все зависит только от меня, чтобы я не распускался и напрягался, как только мог».
Игра или нет, но это вполне могло быть правдой. И поэтому ему придется работать изо всех сил. Этого хотела от него и Вэл. «Пять лет. Всего пять лет осталось до того момента, когда прибудет флот, а я до сих пор ничего не знаю».
— Через пять лет мне будет всего пятнадцать, — сказал Эндер.
— Пойдет шестнадцатый, — сказал Грэфф. — Но все будет зависеть от того, чему ты научишься.
— Полковник Грэфф, — сказал он. — Единственное мое желание — это вернуться к тому озеру.
— После того, как мы выиграем войну, — сказал Грэфф. — Или проиграем. У нас будет в запасе несколько десятков лет до того, как они доберутся сюда, чтобы покончить с нами. Дом никуда не денется. И я обещаю тебе, что ты еще успеешь вдоволь наплаваться.
— Но Служба Безопасности не даст мне разрешения из-за моего возраста.
— А мы будем все время держать тебя под вооруженной охраной. Военные знают, как решать такие проблемы.
Они оба рассмеялись, и Эндеру пришлось напомнить себе, что Грэфф только притворяется другом, а на самом деле все его действия — это обман или жульничество, рассчитанные на то, чтобы превратить его в хорошо отлаженную боевую машину. «И я стану тем орудием, какое вам требуется, — про себя произнес Эндер. — Но дурака вам из меня сделать не удастся. Я делаю это, потому что я так решил, а не потому, что вам удалось провести меня за нос, подлые мерзавцы».
Их корабль добрался до Эроса, а они этого даже не заметили. Капитан продемонстрировал им снимок в видимом свете, а затем наложил на него снимок, сделанный в инфракрасном диапазоне. Они находились совсем близко, на расстоянии всего четырех тысяч километров. Сам же Эрос, составляющий в длину двадцать четыре километра, был совершенно невидимым, словно бы ему и не полагалось сиять отраженным солнечным светом.
Капитан посадил корабль на одну из трех посадочных платформ, окружающих планету. Посадка прямо на поверхность была невозможна, так как на Эросе была наведенная сила тяжести, и буксир, рассчитанный на то, чтобы тянуть грузы, был не очень-то приспособлен к процедуре освобождения от ее оков. Капитан предложил им убираться восвояси, но их это ни капельки не расстроило. Горечь, с которой капитан покидал свой буксир, была полным контрастом тому удовольствию выпущенных на свободу пленников, которое испытывали Грэфф и Эндер. Во время посадки в «шаттл», который должен был доставить их на планету, они без устали пародировали самые запомнившиеся им фразы из горячо любимых капитаном видеофильмов и при этом хохотали как сумасшедшие. Капитан помрачнел и, сославшись на усталость, удалился. И вдруг, как если бы ему это только что пришло на ум, Эндер задал Грэффу свой последний вопрос:
— А какой нам резон воевать с чужаками?
— Мне известны самые разнообразные причины, — сказал Грэфф. — Потому что у них перенаселенная цивилизация, и они ориентированы на колонизацию. Потому что им ненавистна сама мысль, что во Вселенной есть кроме них другие мыслящие существа. Потому что они не считают нас мыслящими. Потому что у них какая-то там религия возмездия. Потому что они смотрели наши старые видео и решили, что мы неизлечимо агрессивны. Короче, все, что угодно.
— А чему из этого верите вы?
— Это не имеет значения.
— Но мне все равно хочется знать.
— Они говорят друг с другом напрямую. Сознание с сознанием. Что думает один, то может думать и другой; что помнит один, то и другой помнит. Зачем им вообще мог понадобиться язык? Зачем им вообще учиться читать и писать? Как они вообще могут догадаться, что такое чтение и письмо, если увидят, как это делается? Или сигналы? Или числа? Или все, что угодно, что используется у нас для коммуникации. Это не имеет ничего общего с проблемой перевода с одного языка на другой. Мы использовали все мыслимые способы установить с ними контакт, но у них не оказалось ни одного органа, чтобы понять, что им вообще что-то передается. И, вероятно, они пытались установить с нами мысленный контакт и были удивлены тем, что мы не отвечаем.
— Итак, вся эта война случилась из-за того, что мы не смогли найти общий язык.