— Я понял, — сказал он спокойно. — Ты хочешь стать ксенобиологом от большой любви к людям Лузитании. Видя общественную потребность, ты жертвуешь собой и готова с детства начать бескорыстно служить людям.
То, что он говорил, звучало абсурдно. Она думала совсем не так.
— Разве этой причины недостаточно?
— Достаточно, если это правда.
— Вы хотите сказать, что я лгу?
— Твои слова говорят об этом. Ты говорила о том, как они, люди Лузитании, нуждаются в тебе. Но ведь ты живешь среди нас. Ты всю жизнь прожила среди нас. Ты готова жертвовать для нас, но ты не чувствуешь себя частью общества.
Значит, он был не таким, как остальные взрослые, которые верили лжи, если эта ложь делала ее похожей на того ребенка, каким ее хотели видеть.
— Почему я должна чувствовать себя частью общества, если это не так?
Он серьезно кивнул, как будто обдумывая ее ответ.
— Тогда частью какого общества ты являешься?
— Единственное другое общество здесь — это свинки, но ведь вы не видели меня с ними.
— На Лузитании есть и другие группы. Например, ученики — ведь ты учишься.
— Это не для меня.
— Знаю. У тебя нет товарищей, близких друзей, ты ходишь к мессе, но не ходишь на исповедь, ты так обособленна, что, насколько возможно, не касаешься жизни колонии, да и всей человеческой расы. Судя по всему, ты живешь в полной изоляции.
Новинья не была готова к этому. Он увидел глубоко скрытую боль в ее жизни, а она не знала, как на это реагировать.
— Если и так, то это не моя вина.
— Я знаю. Я знаю, когда это началось, и я знаю, кто виноват в том, что это продолжается до сих пор.
— Я?
— Я. И все остальные. Но в основном я, потому что я знал, что происходило с тобой, и ничего не сделал. До сегодняшнего дня.
— И сегодня вы собираетесь лишить меня единственного, что имеет значение в моей жизни. Большое спасибо за ваше сострадание!
И вновь он серьезно кивнул, как будто он принял и признал ее ироническую благодарность.
— В каком-то смысле, Новинья, неважно, что это не твоя вина. Ведь город Милагре — это общество, и даже если оно обошлось с тобой скверно, оно должно по-прежнему действовать как общество, чтобы обеспечить наибольшее благоденствие всем его членам.
— Что означает — всем на Лузитании, кроме меня. Меня и свинок.
— Ксенобиолог очень важен для колонии, особенно для такой, как наша, окруженной стеной, которая ограничивает наш рост. Наш ксенобиолог должен найти способы вырастить больше белков и углеводов на гектаре, а для этого нужно генетически изменить земные злаки и картофель, чтобы…
— …максимально использовать питательные вещества, имеющиеся в местной среде. Вы думаете, что я пришла сдавать экзамен, не зная, чем я буду заниматься всю жизнь?
— На всю жизнь посвятить себя улучшению жизни людей, которых ты презираешь.
Теперь Новинья увидела поставленную им ловушку, но поздно — та уже захлопнулась.
— Так вы думаете, что ксенобиолог не может делать свою работу, если не любит людей, использующих плоды его труда?
— Мне все равно, любишь ты нас или нет. Я хочу знать, чего ты хочешь на самом деле. Почему ты так страстно хочешь этим заниматься?
— Психология проста. Мои родители умерли на этой работе, и я пытаюсь продолжить их дело.
— Может быть, и так, — сказал Пипо. — А может быть, и нет. Но я хочу знать, Новинья, я должен это знать перед тем, как допустить тебя к экзамену — к какому обществу ты принадлежишь.
— Вы же сами сказали, что ни к какому.
— Так не бывает. Каждый человек определяется тем, к каким группам он принадлежит, а к каким нет. Я — одно, другое и третье, но не четвертое, не пятое и не шестое. Все твои определения отрицательные. Я бы мог составить бесконечный список того, чем ты не являешься. Однако человек, всерьез считающий, что он не принадлежит ни к одной группе, неизменно убивает себя — либо свое тело, либо свою душу, сходя с ума.
— Это обо мне.
— Нет, ты не безумна. Твоя целеустремленность просто пугает. Если ты будешь сдавать экзамен, ты сдашь его. Но прежде чем я допущу тебя к нему, я должен знать: кем ты станешь, сдав его? Во что ты веришь, частью чего являешься, что тебя заботит, что ты любишь?
— Ничего, ни в этом, ни в другом мире.
— Я не верю тебе.
— Я не знала ни одного хорошего человека в мире, кроме моих родителей, а они мертвы! И даже они… Никто во всем мире не может понять ничего.
— Не может понять тебя?
— Меня тоже. Но никто никого не понимает, и даже вы изображаете мудрость и сострадание, но только доводите меня до слез, потому что можете запретить мне делать то, что я хочу…
— Но это не ксенобиология.
— Именно ксенобиология! Во всяком случае, как часть всего.
— А что же остальное?
— То, что вы делаете. Только вы делаете все неправильно, вы делаете все глупо.
— Ксенобиолог и ксенолог.