Игра Эндера. Глашатай Мертвых

— Нет, знаю. Твоя модель… это была не пытка.

— Хм? — Джейн опять вывела на терминал изображение тела Пипо перед наступлением смерти. — Тогда, должно быть, я не понимаю значения слова.

— Возможно, для Пипо это было пыткой, Джейн. Но, если твоя модель была точной — а я уверен в этом — то целью свинок не было причинить боль.

— Из всего, что я знаю о человеческой натуре, Эндер, следует, что даже религиозные ритуалы ставят болевые ощущения во главу угла.

— Происшедшее не было религиозным ритуалом, во всяком случае не совсем. Что-то там было не то, если это было жертвоприношением.

— Что ты знаешь об этом? — Теперь над терминалом было насмешливое лицо профессора, воплощение академического снобизма. — Твое образование было чисто военным, и твой единственный не связанный с этим дар — это нюх на слова. Ты написал бестселлер, породивший гуманистическую религию, — разве этого достаточно, чтобы понять свинок?

Эндер закрыл глаза.

— Возможно, я ошибаюсь.

— Но ты веришь в свою правоту?

По ее голосу он понял, что она вновь вывела изображение своего лица. Он открыл глаза.

— Я могу лишь верить своей интуиции, Джейн, выводам, к которым приходишь не аналитическим путем. Я не знаю, что именно делали свинки, но действие это не было бесцельным. Ничего злобного, ничего жестокого. Они были похожи на докторов, спасающих жизнь пациента, а не на мучителей, стремящихся ее оборвать.

— Я обложила тебя, — прошептала Джейн. — Я обложила тебя со всех сторон. Теперь ты вынужден поехать туда и решить, сможет ли Королева жить там под защитой частичного карантина, установленного на планете. Ты хочешь поехать туда и узнать, способен ли ты понять, кто же они такие — свинки.

— Даже если ты и права, Джейн, я не могу туда поехать, — сказал Эндер. — Въезд туда строго ограничен, к тому же я не католик.

Джейн закатила глаза.

— Стала бы я все это начинать, если бы не знала, как тебя доставить туда?

Появилось еще одно лицо. Молодая девушка, совсем не такая невинная и прекрасная, как Джейн. Лицо ее было жестким и холодным, глаза — блестящими и пронзительными, и рот ее был сжат в гримасе человека, которому пришлось научиться жить с постоянной болью. Она была молода, но выглядела ужасающе усталой.

— Это ксенобиолог Лузитании. Иванова Санта Катарина фон Хессе. Ее называют Нова или Новинья. Она вызвала Глашатая Мертвых.

— Почему у нее такой вид? — спросил Эндер. — Что с ней случилось?

— Ее родители умерли, когда она была еще маленькой. Случилось так, что в последнее время она полюбила одного человека, как отца. Человека, которого убили свинки. Она хочет, чтобы ты рассказал о его смерти.

Глядя на ее лицо, Эндер отрешился от заботы о Королеве, о свинках. Ему было знакомо это выражение взрослой муки на лице ребенка. Он видел его раньше, в заключительные недели войны с баггерами. Когда он разыгрывал битву за битвой в игре, которая не была игрой. Он видел его раньше, когда война закончилась, когда он обнаружил, что его тренировки вовсе не были тренировками, что все эти модели были настоящими, реальными, когда он командовал земным флотом по ансиблу. Теперь, когда он знал, что уничтожил баггеров, всех до одного, когда он понял, что совершил акт ксеноцида, сам не желая того, он видел такое выражение, глядя на себя в зеркало.

— Что же эта девочка, Новинья, сделала такого, что причиняло ей такую боль?

Так он сидел и слушал, как Джейн рассказывала о ее жизни. То, чем оперировала Джейн, были статистические выкладки, но Эндер был Глашатаем Мертвых; его гением — или его проклятием — была способность воспринимать происходящее с точки зрения других людей. Благодаря этой способности он стал блестящим военачальником, он одинаково хорошо как руководил своими людьми — на самом деле мальчиками, так и предугадывал действия противника. Это также означало, что по этим бесстрастным подробностям жизни Новиньи он мог представить — нет, не представить, а постичь — каким образом смерть ее родителей и их канонизация привели к изоляции Новиньи, как она усугубила свое одиночество, погрузившись в работу. Он знал, что стояло за ее ранним блестящим достижением статуса ксенобиолога. Он знал также, что значит для нее спокойная любовь и радушие Пипо и как велика стала ее потребность в дружеском плече Либо. На Лузитании не было ни одной живой души, понимавшей истинную сущность Новиньи. А сидящий в этой пещере, во льдах Тронхейма, Эндер Виггин знал ее, любил ее и горько плакал по ней.

— Итак, ты поедешь, — прошептала Джейн.

Эндер не мог говорить. Джейн была права. Он поехал бы в любом случае как Эндер «Ксеноцид», надеясь на то, что охранный статус Лузитании сделает возможным освободить Королеву из трехтысячелетнего заключения и искупить ужасное преступление, совершенное им в детстве. Он поехал бы также как Глашатай Мертвых, чтоб понять свинок и объяснить их людям, чтобы те приняли их как настоящих раманов, а не боялись бы и ненавидели их как варелсов.